— Я ДЖИНН, БЛУДНИЦА ИЗ СКЛЕПА! ПОЧЕМУ ТЫ ГОВОРИШЬ «НЕТ»?

— Джинн обладает огромной силой, джинну не нужно так кричать, чтобы его услышали. Ты не джинн, иначе говорил бы тише. Ты не можешь говорить на приличном уровне, значит ты мошенник.

— ОСТОРОЖНО, ШЛЮХА!

— Фу, ты меня не пугаешь. Если бы ты был таким могущественным, каким хочешь казаться, ты бы говорил потише.

— Так лучше? Ты довольна?

— Да, — сказала Конни, — так лучше. Но ты сможешь продолжать в том же духе дальше? Вот в чем вопрос.

— Смогу. Постоянно. Если понадобится.

— И ты можешь исполнять желания? — Дэнни вернулся к интересующей его теме.

— Естественно, но не для тебя, отвратительное отродье человечества.

— Эй, послушай, — возмутился Дэнни, — мне наплевать, кто ты такой! Ты не можешь так со мной разговаривать. В конце концов, я твой хозяин!

— Ха! Вношу поправку, грязь первобытных морей. Есть некоторые джинны, которыми управляют их хозяева, но, к сожалению для вас, я не один из них. А дело вот в чем.  Много веков назад я был заключен в этот проклятый сосуд одурманенным колдуном, который ничего не знал о молекулярном сжатии и еще меньше о связующих силах Вселенной. Он поместил меня в эту трижды проклятую лампу, слишком маленькую для меня, и с тех пор я был зажат внутри, и не могу покидать эту металлическую тюрьму. С годами мое добродушие испарилось. Я могущественен, но я в ловушке, и те, кто владеет мной, не могут надеяться на осуществление своих желаний. Я несчастлив, а несчастливый джинн — это злой джинн. Будь у меня возможность свободно перемещаться в пространстве, я мог бы стать твоим рабом, но сейчас, я лишь с удовольствием навлеку на тебя миллион бед в тысячах форм!

Дэнни усмехнулся:

— Черта с два ты это сделаешь. Я брошу тебя в печь для сжигания мусора.

— Ха! Ты, купив лампу, не можешь ее потерять, уничтожить или отдать. Ее можно только продать. Таковы правила магии. Поэтому я с тобой навсегда, ибо кто станет покупать такую жалкую лампу? — Ведь я постараюсь, чтобы она опять приобрела отвратительный вид. — После этих слов, в небе прогремел гром.

— Как ты собираешься нас мучить? И когда? — Поинтересовалась Конни.

— Для этого по правилам меня должны о чем-нибудь попросить. Вот сделайте это, и вы увидите, на что я способен.

— Просить, — засомневался Дэнни, — ну не знаю, ты такой обидчивый.

— Неужели тебе не нужен бумажник, набитый деньгами? — В голосе, доносившемся из лампы, звучала искренность.

— Ладно, давай доллары, зеленые будут не лишними, хотя…

Смех джинна был оглушительным и внезапно оборвался дождем лягушек, которые посыпались с потолка. Зеленые маленькие, извивающиеся вонючие, они падали и падали на Дэнни и Конни. Конни вскрикнула и бросилась к шкафу с одеждой. Секунду спустя она вышла, и в волосах у нее было полно лягушек — они, каким-то образом, пролетали и сквозь крышку шкафа. Дождь из лягушек продолжался и на лестничной площадке, когда Дэнни выскочил туда, чтобы спастись от них. Он захлопнул дверь — до него дошло, что он все еще голый, — и закрыл голову руками. Лягушки падали, корчась, издавая зловоние, и вскоре они оказались по колено в них, а маленькие грязные, покрытые бородавками тельца прыгали и прыгали, стараясь угодить им прямо в лицо.

— Надо же,что за паршивый у меня характер! — сказал джинн и рассмеялся оглушительным смехом, который смолк только тогда, когда лягушки исчезли и начался поток крови.

Это продолжалось неделю.

Они не могли спастись от всего этого, куда бы ни пошли. Они медленно умирали от голода: поскольку не могли выйти за продуктами без того, чтобы земля не разверзлась у них под ногами, или чтобы стадо слонов не погналось за ними по улице.  Все консервы, которые были припасены за первые четыре дня совместной жизни, были съедены. Да и не до еды им было — квартиру сверху донизу заполонила саранча, а змеи норовили сожрать их, как маленьких белых крыс.

Последовательность их бед была такова: сначала лягушки, потом поток крови, за ним пыльная буря, потом пауки и мошки, змеи, саранча, тигр, который прижал их к стене и разгрыз стул, которым они защищались от него. После летучие мыши, град, затем пол под ними исчез, и они вцепились в настенные светильники, а их мебель, включая и ту, которую грузчики привезли во время града, едва не убила маленькую старушку, жившую под ними.

Потом стены нагрелись так, что до них нельзя было дотронуться. И, наконец, нервная система Дэнни не выдержала — он начал что-то бормотать, спотыкаясь о лианы-людоеды, которые росли из розеток и половиц. В конце концов он сел в огромную лужу обезьяньей мочи и плакал до тех пор, пока его лицо не опухло, глаза не покраснели, а нос не распух в три раза больше обычного.

— Я должен уйти от всего этого! — истерично кричал он, стуча каблуками и пытаясь откусить отвороты своих брюк.

— Ты можешь развестись с ней, оговорив условие, что это она купила лампу, а не ты. Ведь по сути так оно и было — ты не хотел лампу, а она хотела, — предложил джинн. — Я могу это устроить.

Дэнни поднял голову (как раз вовремя, чтобы в лицо ему прилетел сочный бифштекс) и завопил: