К концу апреля Франческо Гонзага (вместе с Изабеллой) снова посетил Мантую. Там проходили знаменитые ежегодные скачки. После этого он получил ряд игривых писем от Лукреции и ее придворных дам с выражением сожаления по поводу его отъезда. С самого начала, как только Пшзага покинул Мантую, Лукреция вместе с придворными дамами договорились очаровывать его. 8 мая 1504 года ее дамы написали шутливую жалобу по поводу его отбытия из Феррары, сообщили, что они не живут, а только существуют, поскольку «лишились божественных и ангельских добродетелей Вашего Сиятельства». Анджела Борджиа и Полиссена Мальвецци особенно хотели исполнять его приказания: «Случилось это после того, как мы заметили расположение к Вам нашей замечательной герцогини: она во всех наших разговорах непременно Вас поминает». Письмо было подписано: «Самые преданные дамы непревзойденной герцогини». В тот же день отправила ему послание и Полиссена. Описывая празднества, она прибавила: «Ничто не радовало Ее Светлость и меня, которая ей служит, поскольку там не было Вашего Сиятельства».

Лукреция готова была угодить деверю, как только для этого представится случай. Во время майского визита Франческо дал понять Лукреции, что ему хотелось бы приобрести отличных лошадей Чезаре из конюшни Форли. За лошадями ходил кастелян, Мирафуэнтес. Лукреция немедленно связалась с кастеляном, и об этом она сообщила Гонзага в письме от 11 мая, вложив туда ответ Мирафуэнтеса: «Прошу Вас дать знать, не нужно ли Вам еще чего в таком же роде, могу ли я чем-то Вам помочь. Заверяю Ваше Сиятельство, что во мне Вы всегда найдете человека, готового Вам услужить». В конце июля, в ответ на последующие просьбы Франческо относительно лошадей, она сказала ему, что немедленно написала обо всем кастеляну, и выражала уверенность, что он получит то, что хочет.

В 1502 году Лукреция взяла под свою опеку прекрасную Барбару Торелли. С нею плохо обращался ее муж, Эрколе Бентивольо, сын Джованни, правителя Болоньи. Барбара была образованной и умной женщиной из благородного семейства Феррары. Она попросила пристанища в Ферраре, потому что Эсте дружили с ее родителями и потому что двор Эсте с его культурными традициями отвечал ее душевным потребностям. Похоже, характер у нее был трудный, и монахини, у которых она поначалу поселилась, жаловались Лукреции и говорили, что не могут более ее переносить, несмотря на все к ней сочувствие. Лукреция уговорила некого господина Альфонсо Калаканьино взять ее к себе в дом. Два года спустя Франческо Гонзага взялся за дело Эрколе Бентивольо, находившееся в судебной инстанции его брата, Джованни Гонзага, родственника Бентивольо со стороны жены, Лауры. Франческо направил верного слугу, Маркантонио Гатто, с просьбой к Лукреции: забрать у матери дочь Бентивольо, Констанцу, и привезти ее в Мантую, в дом Джованни Гонзага. Лукреция ответила (письмо написано каллиграфическим почерком Тебальдео), что она немедля сделала то, о чем он просил, хотя Барбара Торелли и находится под ее опекой. «И в этом случае мне пришлось нелегко. Тем не менее, удовлетворяя пожелание Вашего Сиятельства, я устроила так, что мать ее, мадонна Барбара, согласилась на это, пусть и неохотно. Девочка уедет с Маркантонио. Ведь Вы прислали его сюда с этой целью…»

В разгар лета содержание писем стало более насыщенным. Они обменивались стихами (об этом упомянул Луцио), к сожалению, до нашего времени они не дошли. 10 июля Франческо написал: «Я болен, будучи лишен воздуха Феррары, который действует на меня благотворно, мне недостает беседы с Вашей Светлостью, доставляющей мне огромное удовольствие». Извинился за то, что не может написать собственноручно или послать обещанные ей сонеты. «Я получил Ваше письмо и догадался, что заминка с ответом вызвана Вашим недомоганием, и это меня огорчило». Лукреция ответила: «Ни к чему писать мне такие слова: я уверена в добром Вашем расположении, за что всегда Вам буду благодарна. И очень одобряю то, что Вы проводите время в удовольствиях, как Вы мне об этом написали. О нашем времяпрепровождении рассказывать нет нужды, поскольку Ваше Сиятельство прекрасно знает, каковы наши развлечения. Вы над нами подшучиваете, и я рада, раз это доставляет Вам удовольствие. И я, и другие дамы думаем, что Вы правы. Мадонна Джованна, донна Анджела [Борджиа] и я целуем Вашу руку..» Пять дней спустя она строит планы на новую встречу: Эрколе, оправившись после серьезной болезни в июне, совершал паломничество во Флоренцию, во исполнение данного им обета. Он пригласил Лукрецию встретить его на границе с Моденой, когда будет ехать назад, и это обстоятельство показалось Лукреции удобным предлогом для свидания с Франческо. То. что она действительно ездила в Модену, явствует из письма от 25 июля, хотя там нет упоминания о свидании. Она лишь благодарила его за новость об Альфонсо. Муж сам написал ей из Парижа и сообщил, что вернется в Феррару 12 августа.

Франческо сделал, однако, осторожную попытку повидаться с ней, свидетельство этому — письмо от 3 октября, которое Альфонсо написал Изабелле. Послание немного раскрывает маневры маркиза. До этого Изабелла сообщила брату, что муж хочет поехать в Комаккьо, на виллу в дельте реки По. Эсте обычно там охотились, а главное — занимались рыбной ловлей. Очевидно, Франческо сказал, что не хочет беспокоить Альфонсо, лечившегося в то время на водах («questa mia aqua da bagnl») и принимавшего грязевые ванны. Узнав об этом, Альфонсо заявил, что сильно расстроится, если не будет сопровождать Гонзага в Комаккьо. Раньше речь он об этом не заводил, потому что не знал, захочет ли поехать с ними Лукреция. Вот отрывок из письма Альфонсо к Изабелле:

Вероятно, Франческо надеялся, что в Комаккьо Лукреция будет с ним без надзора мужа. Если так, то он (а возможно, и она) был разочарован.

Есть соблазн предположить, что Альфонсо специально хотел отложить поездку Франческо Гонзага в Комаккьо, чтобы он не встретился там с Лукрецией. Судя по фразе из письма от 28 октября, написанного Лукрецией по возвращении ее в Феррару, так все и выглядит: «Свидеться с Вашим Сиятельством в Комаккьо не представилось возможным, как бы мне этого ни хотелось…»Она послала к нему с просьбой своего мажордома. Просьба эта была странная: освободить некоего Антонио да Болонья, придворного, которому ранее доверяли и Франческо, и Изабелла. Гонзага осудил его за то, что тот заказывал для себя дорогую одежду, говоря, что приобретает ее для маркиза и его семейства. Похоже, что Гонзага отказал Лукреции в этой просьбе. Она написала ему собственноручно и выдвинула страстное требование, чтобы он распорядился сделать так, как она просит. Отчего она так хлопотала за Антонио да Болонья, остается загадкой. Согласно другим источникам, Антонио был очаровательным молодым человеком. Гонзага, должно быть, освободил его, потому что вскоре Антонио тайно женился на Джованне Арагонской, герцогине Амальфи, ставшей главным действующим лицом драмы Вебстера[45]. В 151З году ее убили сторонники Гонзага, возможно, по приказу брата Джованны, кардинала Луиджи Арагонского, кузена и сподвижника Эсте.