С невольным смущением вынул из-под камзола цветок и осторожно положил на мокрую землю, будто на одеяло спящей. Неожиданно больно вспомнилась его собственная мать, чьей могилы он не видел со дня отъезда из Феррары восемь лет назад.

Он глубоко вздохнул, хмурясь. Предательски защипало в глазах, и пришлось еще ниже опустить голову. А плеча вдруг коснулась ладонь.

— Как вас зовут? — спросила монахиня осторожно, будто ощупывая вывихнутую руку.

— Годелот Мак-Рорк, — пробормотал в ответ шотландец.

Сестра Лючия помолчала, а потом слегка понизила голос:

— Скажите, Годелот… Вы знакомы с Джузеппе?

Солдат на миг зажмурился, словно пытаясь собраться.

— Да, знаком, — коротко отозвался он, мысленно молясь, чтоб монахиня воздержалась от ядовитых высказываний. У него не было сейчас ни сил, ни желания грубить этой, по правде, ни в чем не виноватой женщине, но он знал, что все равно не сдержится.

Однако монахиня молча прислонилась спиной к выеденным веками кирпичам старинной стены.

— Значит, он жив… Он исчез так внезапно. Я искала его, хотела хотя бы отдать ему горсть земли с материнской могилы. Он был очень предан Алессе. — После паузы она добавила еще тише, чем прежде, но в ее голосе прозвучала напряженная нота: — Годелот. У Пеппо неурядицы с законом?

Шотландец изумленно воззрился на монахиню снизу вверх. Поднялся на ноги, машинально отряхивая камзол.

— Вовсе нет. Отчего вы так решили?

Сестра Лючия покусала губы, потирая переносицу:

— Видите ли… Я хорошо знала Пеппо. Насколько, конечно, он позволял себя узнать. Но мне всегда казалось… — Она запнулась, а потом безнадежно вздохнула: — Да что уж теперь… Годелот, плата за отдельную келью в провинциальном госпитале вроде нашего не столь уж непомерна, но для мальчика-подмастерья — это весьма внушительные деньги. Однако Пеппо за все годы почти ни разу не задержал платежа. И у меня порой закрадывалась мысль, что он… нечист на руку.

Шотландец ощутил, как у него сводит челюсти. Да, Пеппо никогда не скрывал от него своего былого промысла, и Годелот сам не упускал случая поддеть друга на этот счет. Глупо, но отчего-то именно из-за этого чужие попреки казались ему особенно обидными.

— Вот как, — холодно промолвил он. — Так отчего же вы на него не донесли?

Он уже ожидал резкой отповеди, но сестра Лючия лишь усмехнулась.

— Он все еще имеет привычку закатывать рукава исподней рубашки до локтей? — словно невпопад спросила она.

Годелот, слегка сбитый с толку, сдвинул брови:

— Да. Только какое это имеет значение?

А монахиня, глядя поверх плеча солдата, проговорила, будто обращаясь к собственным воспоминаниям:

— Я знала его с тринадцати лет. Несносно гордый, независимый и очень скрытный. Он приходил по воскресеньям, а изредка и среди недели. Алесса страдала болезнью крови, ее нужно было хорошо кормить. И у нее была хорошая еда. Ей нужны были снадобья, и они у нее тоже были. У Алессы всегда были целая одежда, свечи для шитья по вечерам и вдоволь пряжи.

А Пеппо закатывал рукава рубашки и никогда не застегивал весту. Так было меньше заметно, что рукава коротки, а веста узка. Вечно стертые пальцы, вечно порезы и ожоги на руках. Нередко следы побоев. И я вовсе не уверена, что он каждый день ел. Но деньги приносил исправно.

Однажды, когда Пеппо было лет пятнадцать, он попал сюда с ножевой раной в боку. Это было воскресенье. Он шел в госпиталь с деньгами, и его ограбили. Непонятно, как вообще он сумел добраться сюда. Он потерял сознание буквально на пороге… Госпиталь был переполнен, мы зашивали рану прямо на кухне. Сутки мы с сестрами не знали, выживет ли он. На третий день он встал на ноги, а на четвертый вернулся в мастерскую, хотя походил на призрак. Но на все мои уговоры он лишь твердил: «Я вам не заплатил». Как вы думаете, Годелот, почему я на него не донесла?

Шотландец промолчал, сильнее хмурясь и уже не зная, как относиться к этой сухой проницательной женщине.

— Я тревожилась о Джузеппе, — продолжала она. — На следующий день после похорон Алессы пришла в мастерскую, где он работал. Но его хозяин встретил меня так, словно я трактирщица и пришла выставить ему месячный счет Пеппо за выпивку. Он рявкнул, что неблагодарный подмастерье вчера сбежал, украв целый тюк готовой тетивы и некоторые инструменты. Хотя, признаться, перечисляя грехи Джузеппе, он казался более напуганным, чем возмущенным. Словом, я ощутила, что дело нечисто, но не стала ни во что лезть. Боялась сделать хуже. Даже если Пеппо сбежал… Я помню следы плетей на его спине. У него были на то основания, особенно теперь, когда Алессы не стало. — Сестра Лючия отошла от стены и участливо коснулась руки Годелота. — Похоже, я не на шутку вас взволновала. Но, право, не стоит. Вероятно, опыт просто делает меня мнительной. Я рада, что у Пеппо все благополучно. Хотя я надеялась, что он все же уехал к отцу.

Шотландец на секунду смешался.

— Я не знаю, известно ли вам, но Алесса была приемной матерью Пеппо. А отец его погиб, когда Пеппо было всего шесть. Ему не к кому уезжать, увы.

Однако монахиня чуть приподняла брови:

— Но… Насчет Алессы я в курсе, однако отец Пеппо жив… По крайней мере, он был жив еще несколько лет назад. Вы что же, хотите сказать, что Пеппо не знает о нем?

Годелот застыл как окаменевший.

— Постойте, — пробормотал он, — это невозможно… У Пеппо нет родных. А совсем недавно он подробно узнал об обстоятельствах гибели своей семьи. Никаких сомнений и быть не может!

Сестра Лючия снова покусала губы. Потом потянулась к четкам и размеренно защелкала бусинами.

— Вот как… Ну что ж… Вероятно, я что-то путаю. В монастырском госпитале хватает грустных историй, поневоле начинаешь теряться среди них. Простите.

Но юношу нелегко было сбить с толку:

— Нет, сестра, погодите! Вы не похожи на сплетницу и минуту назад говорили вполне убежденно.

Монахиня сосредоточенно отсчитала еще десяток бусин и подняла глаза.

— Давайте пройдемся, Годелот, — произнесла она без выражения.

Шотландец последовал за монахиней, мрачно глядя ей в затылок, будто пытаясь проникнуть взглядом под черный велон.

Сестра Лючия пересекла кладбище и вывела Годелота в запущенный парк позади монастыря. Старинные разросшиеся деревья укрывали его плотной тенью, при каждом порыве ветра осыпая землю каскадом мелких холодных капель. А монахиня неспешно двинулась меж стволов.

— Позапрошлой осенью к Алессе приезжал визитер. Она тогда была намного крепче. Человек этот приехал явно издалека, я не рассмотрела его, он был в широком плаще и шляпе — день выдался