– Я… Я…

– Ты – никто! Слабак и трус, даже с учетом четвертой категории дара! – рыкнул Эран. – Извинись! Извинись перед лучшими плетельщицами курса. Проси прощения у тех, кто завтра будет нашим единственным спасением. Это они – хрупкие девушки – встанут стеной между тварями и твоей семьей, они будут бороться, чтобы твой папаша сохранил родовую сокровищницу, придурок! Извинись перед моей парой, потому что я никому не позволю ее оскорблять.

Несколько секунд тишины сменились хриплыми словами Рингольда, которому никто не пришел на помощь:

– Простите, я был не прав!

Сказал и сразу оказался на свободе. Резво распрямившись и рваными движениями вытерев кровь с лица, Рингольд уязвлено и возмущенно оглядел своих приятелей. Те сделали вид, что очень заняты. Перевел взгляд на Эрана, который с презрением смотрел на него со своей привычной надменной холодностью. Передернув плечами, униженный аристократ стремительно направился в сторону выхода. Вслед ему досталось от Анжеики:

– Что Рингольд дурак, я знала, но что еще и трус… Прямо скажем, в род Лильских проникла гнильца…

Рингольд споткнулся, замер и ошеломленно обернулся к Анжеике, не веря, что та его жестоко оскорбила. Можно сказать, кровно – усомнилась в законности рождения. Потаращился на девушку, флегматично жевавшую, поник и буквально сбежал. Свита молчала, не зная как себя вести.

Я увидела в дверях Ивара. Видимо, он стал свидетелем этой отвратительной сцены. Смотрел прямо на Анжеику, она – на него. Ух, мне показалось, поднеси между ними зажженную спичку – вспыхнет пожар! Слишком темный, жадный, голодный взгляд был у Ивара и насмешливо-предупреждающий – у Анжеики.

Ивар моргнул и словно маску надел. С невозмутимым видом, уверенной легкой походкой направился к столу своей пары, еще и подмигнув ей одобрительно. Только он хотел сесть рядом с Анжеикой, та ловко задвинула стул под стол, не позволив его занять. Презрительно глянула на Ивара и заявила:

– Воевать, так уж и быть, будем вместе, а вот разделять с деревенщиной стол и жизнь я не готова!

Свита воспряла духом, радостно ожидая очередную перепалку. Ивар секунду молча рассматривал Анжеику, а затем расхохотался:

– Ты неисправима! А я уж испугался, когда зашел в столовую. Думал уже, что тебя подменили, честное слово. К счастью, нет, какой была, такой и осталась.

– Какая есть, какая есть, – протянула Анжеика с кривой ухмылкой.

– Поверь, тем ты привлекательнее для меня. Люблю строптивых!

Королевишна бросила на него высокомерный взгляд, а вот ее придворная высказалась:

– Дешевый наемник-убийца!

И тут же схлопотала от Анжеики оплеуху с предупреждением:

– Своего напарника оскорблять могу только я, поняла?

Ивар коротко и разочарованно хмыкнул. Криво улыбнувшись, с сочувствием глянул на Анжеику:

– Смотрю, в вашей среде высокоморальные отношения. Стоит только порадоваться, что я не из нее. А то как-то слишком горчит на языке…

– Вот и держись подальше, – холодно бросила Анжеика.

Участвовать в этом омерзительном представлении дальше не пришлось, Рину позвали от дверей столовой.

– Оллер?! – встрепенулась она и торопливо вышла из столовой.

Вскоре мы втроем, Рина, я и Ивар, ввалились в комнату к Оллеру. Радостно уставились на него, смотревшего в окно, заложив руки за спину. И замерли, не решаясь подойти к нему.

– Оллер! – с надрывом позвала Катерина.

Наш лучший друг, напарник и самая надежная поддержка вздрогнул и обернулся. Понятно: настолько ушел в свои мысли, что даже не услышал, как мы дверью хлопнули. Его смуглое от природы лицо осунулось, глаза ввалились, отчего стали еще темнее и более зловещими. Бедняга, что он пережил, передумал за эти сутки?

– Оллер, тебя насовсем отпустили? – чуть не плача от молчания любимого, спросила Рина и шагнула к нему.

– Нет! Не подходи! – испугался Оллер. И глядя в распахнутые от обиды и заблестевшие слезами глаза подруги, в отчаянии пояснил: – Я опасен для тебя! И не контролирую толком эти выплески… могу снова ударить, ранить или… того хуже. Держись подальше. Вы все…

– Тебя стабилизировали, мне лерр Дивит все объяснил, – возразила Рина.

– Нет, я не могу рисковать тобой! – категорично отказался Оллер. – Нам нужно какое-то время побыть врозь…

– Как долго? – помертвевшим голосом уточнила Рина.

– Не знаю, – широченные плечи Оллера устало и беспомощно опустились. – Пока не научусь все это сдерживать внутри, контролировать…

– Дружище, ты не прав, – осторожно вмешался Ивар. – Это теперь суть тебя. Дар не надо сдерживать, его нужно просто принять.

А Рина решительно отвела вытянутую между ними руку Оллера и прижалась к нему всем телом:

– Вчера я была виновата! Слышишь? Не ты, а я сама! Ректор сказал, что первая инициация – это всегда потеря концентрации и ориентации. Все чувства и инстинкты обостряются в разы. А я, не подумав, кинулась к тебе, хватала за руки, разбудила твои рефлексы. Все остальное произошло именно поэтому, нечаянно!

– Это нечаянно может случиться в следующий раз, когда эти штуки полезут из меня снова, – обреченно сказал Оллер. – Как ты будешь со мной… таким уродом?

– Дурак! – качнул головой Ивар.

Я согласно кивнула:

– Ага!

А вот Рина, еще сильнее прижавшись к Оллеру, горячечно зашептала:

– Я люблю тебя любого! Слышишь! Даже если у тебя рога и копыта вырастут, я никогда не откажусь от тебя. Ты мой, Оллер! Только мой! Я никому тебя не отдам. Я так сильно, так сильно тебя люблю… Не отталкивай меня пожалуйста, это дико больно…

– Тем более, и у Ринки запросто могут вырасти рога и копыта после первой инициации, – весомо добавил Ивар с кривой ухмылкой. – И тогда уже тебе придется доказывать ей, что она по-прежнему хороша.

Выразительно округлив глаза, я ткнула его в бок, чтобы не лез со своими шутками не вовремя и не к месту. Но удивительно, Ринкино признание, а может и слова Ивара или мы вместе что-то сломали в Оллере. Или исправили? Он содрогнулся всем телом, рухнул на колени и стиснул Рину с такой силой, что я испугалась как бы у нее ребра не треснули. Из его спины вылезли те самые жуткие магические