Мысли перекочевали на древних программистов, придумавших Катехизис Умботов, чьи песни-программы распевают северяне. Предвидели ли они такой вот расклад, который мы имеем сегодня? Зачем они оставили эту песню диким северным племенам, превращающим людей в марионеток?

На другой день батарея, как и ожидалось, зарядилась ближе к обеду. Мы все вместе доехали до моста. Вблизи он смотрелся не так круто и монументально, как издали. Асфальтовое полотно полно дыр с торчащей арматурой, от ограждения не осталось и следа, кое-где разрушены опоры, и мост опасно свисал над волнами реки. Все же проехать по мосту было возможно, пусть и с максимальными предосторожностями.

Дорога же, ведущая к мосту, шла с севера, виляя между приземистыми холмами, но разрушилась настолько, что едва различалась за покрывающими ее колючими кустами и травой.

Берег здесь был пологий, глинистый, покрытый густой растительностью. Мы выгрузили весь свой скарб из вездехода и сложили его в тени моста. Я оставил пару больших баклажек воды и десяток банок консервов. Этого должно хватить Витьке на обратный путь. Оставили также аптечку, заготовленную для нас когда-то Головановым. Витька может быть ранен или болен. Ива окажет ему медицинскую помощь.

Затем наступила пора прощаться. Это была странная ситуация, и мы с Кирой чувствовали себя одинаково некомфортно. Но Ива как обычно чуть улыбалась и казалась совершенно невозмутимой.

На прощание сказала:

— Как и те древние программисты, я не верю в постоянную личность — что у людей, что у умботов. Не нужно за нее цепляться — там ничего нет. Мы постоянно меняемся…

Она поглядела на собственные тонкие руки. Когда-то у нее были совсем другие руки. И ушки как у эльфа… А потом не было тела. А теперь вот это.

— Мы обязательно встретимся снова, — пообещала Ива. — Ждите меня неделю. Это максимальный срок. Если мы не вернемся, то ждать дольше не имеет смысла.

— Возвращайтесь поскорей, — сказала Кира.

И Ива, сев за руль, поехала на вездеходе по полуразрушенному мосту, аккуратно объезжая дыры и неровности. Мы с Кирой наблюдали, как она проехала половину моста, затем три четверти и наконец благополучно оказалась на том берегу. Некоторое время вездеход маячил вдали. Потом исчез за возвышенностью.

Я провожал его еще некоторое время с помощью чутья, но в какой-то момент вездеход покинул сферу моего магического восприятия.

Мы с Кирой принялись обустраиваться прямо под мостом, как семейка троллей. Я впервые оказался в Поганом поле без транспорта и испытывал довольно странное чувство. Словно меня насильно привязали к одному-единственному месту, и мне больше никогда его не покинуть. Конечно, это было не так. Мы могли пойти пешком — правда, пришлось бы тащить на себе массу всего, включая кастрюли, палатку, спальники, провизию и оружие. Я очень надеялся, что ждать придется недолго — максимум до завтрашнего дня.

Но ни к вечеру, ни на завтрашний день Ива не вернулась. Танаис беззаботно и успокаивающе шумел, дни были солнечные и жаркие, а вокруг на много-много километров не появлялась ни одна живая душа.

На третий день меня охватила гадкая уверенность, что Ива и Витька не вернутся никогда. Берег по ту сторону моста — гиблое место.

В этом долгом и напряженном ожидании были и плюсы. Впервые за долгое время мы с Кирой остались наедине. Жили как муж с женой — мистер и миссис Робинзон, если угодно. Я ловил рыбу, сидя на берегу, вооруженный одной лишь волшбой, а Кира занималась нехитрым хозяйством — натянула бельевые веревки между палаткой и опорой моста, устроила постоянный очаг.

Благодаря Кире — немногословной, сдержанной, неприхотливой — я убедился, что не свихнусь в ожидании. Пока она рядом, со мной все будет в порядке — даже без Витьки Смольянинова, моего лучшего друга.

Кира вообще не сидела на месте. Бывшая Огнепоклонница приготовила “шампунь” из золы, и мы привели свои гривы в порядок. Мои волосы отросли уже до лопаток, а борода — до солнечного сплетения. Я собрал и волосы, и бороду в пучок — так удобнее и не жарко. Зато активировался старый допарт блокировки магии. Сейчас он был мне не особо нужен, у меня имелась Лапа Дьявола, и вовсе блокирующая волшбу, но перестраховаться не мешало.

Я шутливо сказал Кире, что жить здесь хорошо, и я начинаю ощущать вкус ко всему этому. Вода рядом, от моста тень, проблем с едой нет. И мы есть друг у друга.

Кира охотно соглашалась. Я видел, что она вовсе не притворяется. Ей тоже хорошо тут со мной. Единственное, что напрягает, это ожидание.

Ни о Витьке, ни об Иве мы не разговаривали. Беседовали об истории человечества — Кира делилась обширными знаниями, почерпнутыми из книг, реальных и виртуальных. Обсуждали улов и методы готовки, учитывая небольшой выбор ингредиентов. Вспоминали наши жизни друг без друга.

На четвертый день я почуял всадников — трех человек на быстрых и свежих скакунах. Они проскакали мимо в вечерних сумерках далеко от берега и нашего жилища. Кажется, это были Отщепенцы из каких-то чужих становищ. Не северяне и не какие-нибудь иные племена.

Мы не дали о себе знать. Не захотели. Я сказал о них Кире, которая не услышала даже топота копыт — слишком далеко всадники пронеслись мимо. Кира пожала плечами — она тоже не хотела никого видеть.

Неделя ожидания пронеслась и растаяла в тумане прошлого. Наступил последний день. И этот последний день мы не говорили об Иве и Витьке. И так все ясно.

Вечером мы легли спать, как обычно. Мой В-радар не улавливал Погань даже ночами — вся она откочевала на юг. Туда, где пропали Ива с Витькой.

На утро восьмого дня я проснулся и, разлепив глаза, увидел Киру, которая смотрела на меня, подперев щеку ладонью.

— Привет, — сказал я.

— Они не вернулись, — ответила она.

— Да.

— Ты понимаешь, что это значит.

— Это значит, что они погибли.

Я и сам удивился тому, до чего обыденно это прозвучало. Наверное, я свыкся с этой мыслью намного раньше. Еще когда мы прощались с Ивой. Поэтому нас и терзало то некомфортное чувство, замешанное на вине…

— Если хочешь еще подождать, я не против, — сказала Кира.

Я протянул к ней руку и погладил по обгоревшей на солнце щеке, завел локон за ухо. Кира прикрыла глаза на секунду.

— Смысла нет, Кира.

Я выбрался из палатки. Все это время мы с Кирой ходили едва одетые, в одном нижнем белье, а часто и вовсе раздетые, особенно когда ныряли в реку, чтобы освежиться. Было раннее утро, но воздух