вам премного и необычайно благодарен, если окажете особую любезность и соблаговолите показать мне ту книгу, которая завоевала рьяную любовь не только у читающей публики – кому, как не вам, об этом лучше знать, – но и у внушающей страх и оттого, несомненно, столь улещиваемой критики и которая будет почитаема и потомством. Вы просто не поверите, до какой степени мне не терпится узнать, какое из творений пера, затерявшихся в этих стопках, является той самой искомой любимой книгой, один вид которой, скорее всего, как я живейшим образом предполагаю, заставит меня тут же раскошелиться и превратиться в восторженного покупателя. Меня всего пробирает до костей от нетерпения узнать, кто же этот любимец просвещенной публики, сочинивший сей заласканный и захваленный шедевр, и, как сказано, может быть, даже таковой и приобрести. Позвольте же обратиться к вам с просьбой указать мне на сию прославленную книгу, чтобы я мог утолить эту жажду, охватившую все мое существо, и на том успокоиться.

– Извольте, – ответил книгопродавец. Он стрелой исчез из поля моего зрения с тем лишь, чтобы через мгновение вновь предстать перед алчущим клиентом с книгой, пользующейся наивысшим спросом и обладающей поистине непреходящей ценностью. Этот драгоценный результат духовной работы он держал столь бережно и торжественно, будто нес священную реликвию. С благоговением, с блаженнейшей улыбкой, которая может осенить лишь уста верующих и просветленных, явил он мне призывающе свое подношение. Взглянул я на книгу и спросил:

– Клянетесь, что это и есть самая-пресамая книга года?

– Без сомнения.

– Но вы уверены, что это именно та книга, которую обязательно нужно прочитать? – Безусловно.

– И это правда хорошая книга?

– Что за совершенно излишний и неуместный вопрос?

– Сердечно благодарю, – произнес я холодным тоном, оставил книгу, которую все покупают, потому что ее обязательно нужно прочитать, лежать себе там, где она лежала, и тихо удалился, не произнеся больше ни слова.

– Темнота! Невежа! – долетели до меня слова по праву раздосадованного книгопродавца, брошенные мне в спину[102].

Прохожий швейцарца Вальзера, следуя указаниям каталонского режиссера, в любом книжном района Боэдо смеется с аргентинским акцентом над общепринятыми нормами, над литературой, подчиненной критериям прибыли, над абсурдностью культурного мира. Периферийные центры и центральные периферии, упраздненные границы, переводы, переезды из города в город, квантовые скачки, межкультурные взаимодействия: добро пожаловать в любой книжный.

Ту же непростую связь между периферией и центром, которую я, сам того не замечая, ощущал, когда заходил в Rogés Llibres и Robafaves, букинистический и антикварный книжный и книжный, где продавались новинки, можно установить между книжными центра Барселоны и теми, что определяют лицо ее предместий. Первым барселонским магазином, куда я попал, был Gigamesh, и вскоре я начал исследовать магазины комиксов и научной фантастики и приключений, окружавшие его тогда и окружающие теперь, словно инопланетная язва, с годами расползшаяся по окрестностям бульвара Сан-Хуан. Орбита этого невозможного центра, который занимают Laie, Documenta, Altaïr, Alibri, La Central и многие другие книжные, лежит близко, по ней можно пройти. До конца 2015 года нужно было просто пересечь Борн, район, где отсутствуют книжные магазины, чтобы оказаться на одном из углов Барселонеты в Negra y Criminal, почти пятнадцать лет находившемся в управлении Пако Камарасы. Теперь осиротевших районов стало два. Книжные мимикрируют под районы, в которых располагаются: такой магазин мог существовать только посреди рыбацких домов, а в Грасиа, что в пятнадцати минутах ходьбы от Триумфальной арки, Taifa и остальные тридцать книжных можно представить только в контексте виллы, в окружении окрестностей. Камараса и Хосе Батльо, отцы-основатели магазина Taifa (сегодня он принадлежит их наследникам Жорди Дуарте и Роберто Гарсия), относятся к числу важнейших фигур книжного мира Барселоны: этот мир, мифом об истоках которого являются посвященные ему страницы сервантесовского «Дон Кихота», всегда обыгрывал литературное двуязычие города. С 1993 года Taifa является главным книжным магазином к северу от проспекта Диагональ, так же как Negra y Criminal – главный книжный к югу от Ронда Литораль[103]. Батльо – поэт, издатель и легенда. Широко известна его образованность, его сильная привязанность к друзьям и его стычки с покупателями, которых он может отругать, если они интересуются абы чем. В последние два десятилетия самыми продаваемыми у него книгами были «Игра в классики» и «Город чудес». Уцененные книги размещены в небольшом отделе в глубине, напоминая нам, что нет ничего необычного в том, что романы и очерки перестают продаваться, что издательства закрываются, что о нас забывают.

Во втором круге, внешней стороне орбиты, находятся другие барселонские книжные, обретающие популярность в последние годы. Здесь я имею в виду, например, книжный магазин и ресторан +Bernat на улице Буэнос-Айрес, рядом с площадью Франсеска Масиа, которым руководит Монтсе Серрано и который определяет себя как «культурный склад» – берлогу Энрике Вила-Матаса с тех пор, как он переехал в этот район. Или Llibreria Calders с его пианино и вечно насыщенным графиком на улице Парламент в районе Сан-Антони. Или Nollegiu в Побленоу, превращенный Шави Видалом тоже в важный культурный центр. Или Malpaso, он находится близко от мексиканского ресторана и от одноименного издательства и встречает тебя девизом, звучащим как приглашение: проходите и читайте. К счастью, это не единственные книжные, которые, развиваясь вдали от центра города, создают городскую ткань. Ведь, хотя важно сохранять оси, вдоль которых располагаются книжные, такие как популярная улица Порт-Альба, с подачи Массимо Гатты получившая прозвище «Чаринг-Кросс-роуд Неаполя», или элегантная площадь Спёй и прилегающие к ней улицы в Амстердаме, ведь они сами по себе ценное наследие, демократический город представляет собой сеть общественных и частных библиотек и больших и маленьких книжных магазинов – так осуществляется диалог между читателями центра и читателями периферии.

Иногда во время прогулки я оказываюсь на улице Льибретериа, бывшем Декуманусе в Барцино[104], где находится магазин ремесленных изделий Papirvm и La Central при Музее истории города, одном из тех мест – к числу которых относится и книжный в подвале Колледжа архитекторов, – где Барселона хранит архивы своей памяти. В 1553 году было основано религиозное братство «Сант-Жерони делс Льибретерс»[105]. Если святого Лаврентия, одного из первых казначеев Церкви, считают покровителем библиотекарей, потому что он занимался классификацией документов, то святого Иеронима, одного из первых литературных негров Церкви (он сочинял письма папы Дамасия I), почитают как покровителя переводчиков и книготорговцев. Святой Лаврентий, который в некоторых легендах отождествляется с таинственным персонажем, сокрывшим Святой Грааль, чтобы защитить его от уничтожения, умер мученической смертью, будучи сожжен заживо на