— Вы обманываете себя, если и вправду так думаете. Все здешние мужчины давно у вас в кармане. Я слышала про эту «дегустацию» в пивной. Думаете, они записывались ради ваших талантов? Как же. Мужчины всюду одинаковы, даже в этом захолустье. Все они в вас влюблены, дорогая. Никто не может противостоять притяжению кружащегося рядом светлячка.

На секунду радость от встречи с Терезой затмилась воспоминанием о заложенном ожерелье. Но Николь изгнала эту мысль сразу же — умение, которое она выработала после встречи с Франсуа и без которого ей было бы не выжить.

— Хорошо бы при помощи обаяния справиться с Моэтом. Не сомневаюсь, он бы меня убил, если бы нашел способ не утратить при этом респектабельности.

— Вы бросили вызов самому богатому и самому могущественному человеку на сто миль вокруг. Чего вы ожидали?

Николь всмотрелась в Терезу. Узнала эту сталь, эту соблазняющую лесть, подобную шампанскому лучшего винтажа — редкому и веселящему. Счастливое сочетание белизны кожи, идеальных зубов, волос чернее лакрицы, таланта плевать на правила и быть за это любимой.

— Вы опять на меня так смотрите, словно пытаетесь разгадать загадку. Ничего ведь не найдете, кроме бравады и цинизма.

— Я вижу храбрость, приправленную сахаром, чтобы попытаться меня обмануть, — ответила Николь. По лицу Терезы пробежало выражение душевной боли, тут же сменившееся ослепительной улыбкой. — Но, кажется, и у вас дела идут не лучшим образом. Каково ваше последнее завоевание?

— Мне нужно передохнуть от этих буффонов[52]и скрыться в деревне — идеальный выбор. У Марии-Антуанетты был ее Малый Трианон. А у меня — ваш маленький мир с виноградом и рабочими. Вы же не поскупитесь для меня на небольшое развлечение?

— Я никогда не смогу вас отблагодарить за все, что вы для меня сделали.

Тереза хлопнула в ладоши:

— Я знала, что у вас под этой деловитой и серьезной оболочкой скрывается чувствительная душа!

— А я знаю, что у вас есть способ уводить внимание от своих неприятностей, когда вам становится плохо. Почему вы здесь?

— Мне нужно на время залечь в укрытие. В Париже стало несколько… неловко. Вы же знаете, каковы бывают разъяренные мужчины, особенно когда их считают важными людьми, а у моего теперешнего мужа очень высокое мнение о собственной персоне. Я надеялась, что вы могли бы добиться от вашего друга Моэта, чтобы он замолвил за меня словечко своему другу Наполеону, но вы начисто лишили меня этой возможности. Уже больше года прошло, как Жозефину отмели в сторону ради этой простокваши Марии-Луизы. В самом деле аристократы вырождаются. В молодой императрице чувствуется порода, но больше абсолютно ничего. Господь, когда раздавал остроумие, внешность и характеры, просто ее, бедняжку, не заметил. Опала Жозефины прихватила с собой и меня. И хотя финансово я обеспечена — не такая я дура, чтобы в своих браках не озаботиться своим и детей благополучием, — жизнь бесцветна, когда в ней нет приглашений, салонов, когда я не в гуще событий. Как вы без ваших виноградников, так и я без светской суеты — цветок без воды.

— Отчего именно вы скрываетесь? — спросила Николь.

— От чего может вообще скрываться уважающая себя взрослая женщина? Конечно же, от скандалов. Мой муж и его приятели — такие ханжи!

— Я очень вам рада, и вы можете оставаться, сколько захотите, — о подробностях я спрашивать не буду. Хотя моя сельская жизнь покажется вам скучной.

— Ну, обо мне не беспокойтесь — я сумею себя занять. Пусть тут мужчины слегка неотесаны, но я — хорошая учительница. Я могла бы даже над Моэтом поработать.

Николь схватила Терезу за руку — неожиданно холодную — и сжала.

— Если честно сказать, я буду рада компании.

— Я не соглашусь у вас жить, не оплатив этого. Что нужно, чтобы по всем правилам заложить в погреба ваше шампанское кометного винтажа?

— Как вы узнали?!

— Вы слишком много времени проводите за своими бухгалтерскими книгами. В этом городе больше ни о чем не говорят. Я здесь всего день, и то уже все про вас знаю. Местная красавица — не мотайте головой, моя милая, это факт, — одна-одинешенька в этой богом забытой деревне, одержимая виноделием, заманивающая в пивных мужчин на работу, тайные грузы, чудотворные кометы, — судя по тому, что я знаю о Франсуа, он бы вами гордился… Ну вот, вы опять собираетесь плакать. Не надо, от этого глаза опухают.

— Я не возьму ни одного су.

— Можете и возьмете наверняка. Это чисто деловые отношения. Я намереваюсь вложить в вас средства, показать вас всему Парижу и собрать сливки. Не пытайтесь мне помешать. Наполеон хочет завоевать мир, но никогда и ни за что он не завоюет меня. Мне не меньше, чем вам, моя милая, нужно это: независимость от мужчин, респектабельность, возможность стоять выше правил — как вы.

Как всегда, сопротивляться красивой подруге было невозможно. Да и зачем? Обеим выгодно, а у Николь к тому же будет дополнительная награда — общество Терезы в тех количествах, в каких та пожелает его предоставить. А большего от ветреной богини никто ожидать не станет.

— Пойдемте устроим вас. Жозетта приготовит вам комнату, а я попрошу Антуана и Ксавье остаться здесь и присматривать за рабочими.

— Верные вассалы? Кажется, мне еще многое предстоит о вас узнать, о властительница Реймсская!

— Верность — это все, что у меня сейчас осталось. И ваша намного ценнее, чем чья бы то ни было.

Конечно же, сельская жизнь не оказалась для Терезы унылой. Она пристроила Клодину шить ей крестьянские платья из лучшего шелка, который могла доставить одежная лавка, и бродила в них по округе, болтая с молочницами, пожевывая клевер, срывая осенние цветы с живых изгородей и вплетая их себе в волосы.

Целью ее был Моэт. Если кто-то во всем мире и мог отвлечь его от задачи уничтожить Николь, то только Тереза. Каждый день она гуляла по границе, где сходились виноградники Моэта и Клико, делая вид, что по поручению Николь осматривает лозы.

Пока Тереза изображала деревенскую девушку, Николь со своим доморощенным изобретением пропадала в погребе, прихватив одолженные у Антуана инструменты, и работала над сумасшедшей идеей, возникшей после долгих лет экспериментов с ремюажем бутылок в песке.

Кухонный стол, который она пожертвовала для этих целей, был старым и прочным, сделан из местного дуба и достаточно велик для шестидесяти бутылок. Когда она сверлила коловоротом отверстия, дерево благоухало ароматами смолы и опилок.

Жозетта постучала в дверь, и Николь досадливо щелкнула языком. Она же строго-настрого приказала: в