Я никогда еще не слышала у него такого холодного голоса.

– Папа, мне уже двадцать.

Но, казалось, никто не обратил внимания на мои слова.

– Итак, – сказал Джеймс и немного поерзал на стуле.

Слава богу, что он берет все объяснения на себя!

– Это прозвучит не очень красиво. Но я хочу, чтобы вы оба знали – я очень люблю вашу дочь. – Он снова немного поерзал на стуле.

Сорви пластырь! Я уже не могла дольше терпеть все это. Просто скажи им!

– На самом деле сегодня утром я уволился со своей работы, – продолжал Джеймс. – Но до этого я работал в университете Нью-Касла. – Он сделал еще одну паузу.

Я чувствовала себя так, словно подвергала пытке всех присутствующих. Пора с этим заканчивать.

– Он мой профессор, – выпалила я.

Мои родители уставились на меня. А потом моя мама рассмеялась. А за ней рассмеялся и папа.

Я посмотрела на Джеймса. Он покачал головой. Он был так же сбит с толку, как и я. Я ожидала услышать проклятия или рыдания, но никак не смех.

– Не знаю, что вы сделали с Пенни, – сказала мама между приступами хохота, – но она никогда не разыгрывала нас. Хорошо проделано. Вы оба одурачили нас.

– Она даже не может никого надуть первого апреля, – добавил мой папа. – Но это было просто уморительно!

Я никак не ожидала такой реакции от них. Но мне было понятно, почему они решили, что я шучу. Я никогда не нарушала правил.

– Мама, папа. – У меня перехватило горло, когда я сказала «папа». Все это было так чудовищно, что они даже не могли поверить мне. – Мы не шутим. Вы сами сказали, что я не склонна к розыгрышам. И сейчас даже не День дурака.

– Конечно, ты шутишь, – быстро ответила мама. – Разница в возрасте? Твой профессор? В это невозможно поверить. Это нелепо. Это абсолютно нелепо.

– Джеймс – мой преподаватель устной речи. Я хотела сказать, был моим преподавателем.

– Ты шутишь? Ты шутишь, правда?

Мама внезапно побледнела. Она посмотрела на Джеймса и нахмурилась, словно видела его в первый раз.

– Мы повстречались до того, как я обнаружила, что он работает в университете.

– И ты… – Голос изменил маме. – И он… – Она снова закрыла рот.

Наступила гробовая тишина. Но меня пугала не она.

– Мистер и миссис Тейлор, я знаю, как это может выглядеть, но…

– Она на втором курсе, – холодно сказал мой папа. – Она всего лишь на втором курсе.

– Я тогда думал, что она старше, – пояснил Джеймс.

– Вы думали, что она старшекурсница? Значит, вы путаетесь только с ними, не так ли?

– Папа, все было совсем не так.

– Мне кажется, вам лучше уйти, Джеймс. Нам нужно поговорить с Пенни наедине.

– Но я на самом деле думаю, что нам следует обсудить все это, – спокойно сказал Джеймс. – Я люблю вашу дочь. И я никуда не уйду.

– Вам двадцать семь лет. А она всего лишь второкурсница, – повторил папа.

– Мне уже двадцать, папа. Это не такая уж большая разница.

– Семь лет? Тебе нужно сосредоточиться на учебе, Пенни. Ты не готова к тому, к чему готов он.

Он указал на Джеймса, словно он был неодушевленным предметом, а не живым человеком.

– Я ко всему готова. Я люблю его, папа.

Как он не мог понимать, что я уже состою в интимных отношениях с мужчиной. Я ведь встречаюсь с двадцатисемилетним профессором. Конечно же, мы занимаемся сексом.

– Ты готова выйти замуж? Иметь детей? Готова к ответственности? Ты понятия не имеешь, что это такое – быть взрослой. Ты даже не умеешь выписывать чеки. Ты еще ребенок. А он взрослый мужчина. Ты слишком молода, чтобы встречаться с ним.

– Но я еще не готов снова вступать в брак… – сказал Джеймс и тут же захлопнул рот.

Ох, нет! Я надеялась отложить разговор на эту тему до лучших времен.

– Вы уже были женаты? – Мама наконец нарушила молчание.

– Да, я недавно развелся.

– Насколько недавно? – спросила она.

– Я подал на развод в прошлом году.

Мои родители ошеломленно смотрели на него.

Вот дерьмо!

Джеймс откашлялся:

– Официально мы развелись только вчера, но…

– Вы развелись вчера? – недоверчиво спросила мама. – Вы вступили в отношения с моей двадцатилетней дочерью, будучи еще женатым?

Она не смогла скрыть отвращения в голосе.

Я решительно предпочитала гробовую тишину.

– Мистер и миссис Тейлор, пожалуйста, позвольте мне объяснить. Я никогда бы не поставил вашу дочь в такое положение. Насколько это касается меня, мои отношения с бывшей женой были закончены, когда я подал на развод…

– Вы поставили ее в ужасное положение, – прервал его папа. – Вы ее профессор. Женатый к тому же!

– Да, я преподавал у Пенни устную речь. И я понимаю, что переступил черту. И отлично понимаю, почему вы расстроены. Но мой брак не имеет ко всему этому никакого отношения.

– Это я переступила черту, – вмешалась я. – Вы должны злиться не на него, а на меня.

У меня в кармане завибрировал телефон, но я проигнорировала звонок.

– Мы злимся на тебя, – сказал папа. – Но с тобой мы разберемся позже.

Это было просто смешно. Я больше не была ребенком. Они не могли просто взять и наказать меня. Или могли? Вся эта ситуация была такой нелепой.

– Это была моя вина. Я влюбилась в своего профессора, но он сказал мне, чтобы я держалась от него подальше. А я его не послушала. Вы тоже познакомились в университете и полюбили друг друга. И наша ситуация ничем не отличается. Когда вы повстречались, вам было столько же лет, сколько сейчас мне. Вы должны лучше всех понимать меня.

– Это были совсем другие обстоятельства, – сказал папа.

– Насколько другие? Да, вы были ровесниками, но вы были такими же молодыми, как и я сейчас. Вы по меньшей мере должны принять тот факт, что я люблю его. И из-за меня он уволился. Чтобы мы могли быть вместе.

– А развелся он тоже из-за тебя? Он изменял своей жене с…

– Все было не так, – перебил его Джеймс. – Я никогда никому не изменял.

– У вас странный моральный кодекс, Джеймс, – сказал папа.

Я видела, что Джеймс старается сохранять хладнокровие, но эта фраза явно разозлила его. Я по его глазам видела, что он закипает от злости. И я продолжала игнорировать телефон, звонивший у меня в кармане.

– Я никогда не причиню боль Пенни, – сказал Джеймс насколько мог спокойно.