Сейчас он тоже не сомневался: за ночь камера стала иной, и, если он не мог определить, в чем заключалось отличие, то виноваты были его органы чувств, а не физические условия в помещении, где даже воздух, похоже, застаивался и казался тусклым, если можно использовать это слово применительно к невидимому газу.

– Завтрак, Димофф!

Слабый чай, тост, джем, яблоко.

– Выходите, Димофф!

Он вышел в коридор, охранник повел его мимо других камер (неужели в одной из них Айша?), потом по коридору полицейского участка, где на него оборачивались все, даже уборщик-афроамериканец с огромной шваброй, которую можно было использовать, как оружие. Из участка переход вел в расположенное рядом здание городского суда, обстановка здесь была иной – высокие потолки, мрамор, огромные окна, деревянные скамейки для ожидающих. Осмотреться Виталию не дали, ввели в комнатку, где не было окон и у стены стояла единственная длинная скамья, куда ему и предложили сесть. Охранник встал у двери, расставив ноги.

Должен прийти адвокат, чтобы до начала заседания обговорить детали защиты. Не может быть, чтобы Спенсер отсутствовал – это же его обязанность, он за это получает деньги! Сейчас откроется дверь – не та, что ведет в коридор, а другая, из-за которой не доносилось ни звука. Наверно, она вела в комнату, где будет заседать суд.

Дверь, однако, не открывалась, охранник равнодушно смотрел в потолок, размышляя о своем, а может, ни о чем не думал, хотя Виталий и не мог представить, как можно ни о чем не думать, будучи в бодрствующем состоянии.

На какой час назначено слушание? Он может оказаться в списке последним и просидит здесь до обеда. А может, и к обеду очередь до него не дойдет. Что тогда?

Дверь со стороны судебной комнаты открылась, когда Виталий уже никого не ждал – сидел, прикрыв глаза, и пытался понять, что изменилось за ночь в камере, какая важная мелочь появилась или, наоборот, исчезла?

Вошел Спенсер, закрыл за собой дверь и сказал, покосившись на охранника:

– Прошу прощения, Виталий, я был очень занят. Ваше дело оказалось совсем не таким, как я ожидал.

– Да? – иронически переспросил Виталий.

– Нет времени вдаваться в подробности, – продолжал адвокат. – Мы только что прибыли, судья уже в зале. Ваше дело первое, сейчас вас вызовут.

– Мы? – переспросил Виталий. – Кто – мы?

– Держитесь, – сказал Спенсер. – На вопросы отвечайте, только если я подам знак. Вот так: поверну руку ладонью кверху. Понятно?

Виталий не успел ответить – адвокат исчез из комнаты так же быстро, как появился. Не мог выразиться яснее? Отношение к Виталию у Спенсера явно изменилось. Стало доброжелательнее?

Дверь в зал суда еще раз приоткрылась, и скрипучий голос произнес:

– Мистер Дымов, пройдите на свое место.

Он прошел. Три шага вперед, три – вправо, деревянная скамья, впереди и чуть ниже разместился Спенсер. Адвокат обернулся и ободряюще кивнул Виталию. Чья-то тяжелая рука легла Виталию на плечо, и он опустился на скамью. Три дня назад здесь (здесь или в другом зале?) сидела Айша. Может, если напрячь чувства, он сможет и сейчас ощутить ее присутствие.

– Первое дело, ваша честь, – услышал Виталий скрипучий голос и увидел поднявшегося со своего места секретаря суда, – о продлении срока временного содержания под стражей Виталия Дымова, задержанного по подозрению в соучастии в убийстве первой степени. Обвинение, ваша честь, требует содержания мистера Дымова под стражей до окончания судебного процесса, поскольку освобождение задержанного – под залог или без такового – нанесет ущерб расследованию и может оказаться опасным для общества.

– Кто представляет обвинение? – спросил судья – широкоскулый, с выступающим подбородком и глазами навыкате мужчина лет пятидесяти, в наброшенной на плечи черной мантии, но почему-то без напомаженного парика – или парики носят английские судьи, а для американских это не обязательно?

– Помощник прокурора Джеймс Макинтош, ваша честь.

Макинтош подошел к секретарю, расписался в предъявленной ему бумаге и повернулся к судье. На Виталия не взглянул – зачем, поговорили уже, хватит. Виталий поискал взглядом Мэнтага, но того видно не было. Должно быть, занялся новым делом, полагая, что с Виталием и так все ясно.

– Отношения задержанного с обвиняемой… – бубнил помощник прокурора, заглядывая в лежавшие перед ним большие листы. – Отпечатки пальцев задержанного, обнаруженные на… Нежелание сотрудничать со следствием… Дополнительные улики… Прошу суд ознакомиться…

Ничего нового. Все это Виталий много раз слышал во время допроса. Что сможет возразить Спенсер?

– Адвокат, ваше слово, – буркнул судья, не поднимая головы. Наверняка прекрасно понимал, что сказать Спенсеру нечего. Улики более чем основательны.

Спенсер встал, и Виталий неожиданно ощутил желание тоже подняться с места. Что-то завораживающее было в движениях адвоката, уверенность, передавшаяся Виталию.

– Ваша честь, – начал Спенсер, – задержанный должен быть немедленно освобожден из-под стражи, поскольку не имеет никакого отношения к рассматриваемому делу. Более того, смерть миссис Диноры Дымов не является результатом преступного действия или преступной халатности, а потому содержание мистера Дымова под стражей защита считает незаконной и будет добиваться моральной и материальной компенсации.

Да, так бы Виталий и сказал, если бы ему позволили защищать себя самому и если бы у него были те доказательства, на которые он рассчитывал и которых у Спенсера быть не могло.

Судья удивленно смотрел на адвоката, Макинтош высоко поднял брови и, похоже, хотел покрутить пальцем у виска, но сделать это ему не позволила внутренняя интеллигентность и нежелание быть обвиненным в неуважении к суду.

– Если высокий суд позволит, – продолжал Спенсер, все более возвышая голос, – я приглашу двух свидетелей, которые дадут по данному делу разъяснения. Уверен, что эти разъяснения удовлетворят не только высокий суд, но и обвинение.

– Гм… – недовольно произнес судья. – Вообще-то, господин адвокат, имена ваших свидетелей вы должны были заранее представить секретарю.

– Не было времени, – отмахнулся Спенсер. – Процедурой этот случай предусмотрен.

– Безусловно, – кивнул судья. – Хорошо. Сколько у вас свидетелей? Двое? Пригласите первого.

Кого вызвал Спенсер? Почему не сказал Виталию?

Дверь напротив открылась, и в зал, опасливо оглядываясь, будто ожидая то ли погони, то ли удара в спину, вошел Эндрю Ланде, профессор физики Колумбийского университета. Ланде, хотя и предложивший помощь, но имеющий свой взгляд на природу темного вещества. Что он может сказать? Что Дымов – хороший ученый и честный человек? Как Спенсер вышел на Ланде? Впрочем, с адвоката взятки гладки; для него все астрофизики-космологи – приятели и сочувствующие, о борьбе научных школ он наверняка слышал, но не считал чем-то серьезным, способным омрачить даже личные отношения.