пошел назад. Смотритель был на месте и Штейнберг показал ему листок с именами и датами.

— Мне нужно знать точную дату смерти этих людей. Вы можете сказать дату, когда проходили похороны?

— Здесь я ничем не могу помочь, мы не ведем такого учета. Зайдите в церковь, если их отпевали здесь, то запись обязательно должна остаться.

Поблагодарив смотрителя, Штейнберг, чуть ли не бегом, бросился к церкви. Старый дьячок, кряхтя и покашливая, долго копался в своих книгах, и наконец, выдал что требовалось: Анну Ивановну отпевали 8 апреля 1784 года, а Павла Афанасьевича — 4 октября 1797 года. Услуги дьячка облегчили карманы Штейнберга еще на два серебряных рубля, зато госпожа удача, как репей, прочно прицепилась к нему.

Глава 23. Екатеринбург 19–20 мая 1798 года (суббота — воскресенье)

19 мая (суббота)

В приподнятом настроении Штейнберг возвращался к себе в номер, неторопливо шагая по Главному проспекту. Задача, которая, еще совсем недавно в Москве выглядела, крайне сложной, была решена за несколько дней, но самое главное, что удалось сделать это тихо, не насторожив противника. Осталось лишь собрать все части мозаики в единое целое, что он и сделает, вернувшись в номер. Потребуется еще несколько дней кропотливого труда, чтобы составить грамотный отчет и ведомость по расходу денежных средств и можно возвращаться в Москву. Конечно, неплохо бы сходить в тайгу и подтвердить свои выводы личными наблюдениями, но, что там можно увидеть? Раскольничий скит? Мы и так знаем, что он там есть. Изумруды? Но, нам их никто не покажет, мы даже не сможем даже попасть на территорию скита и своим посещением только насторожим противника. Разведка местности? Зачем, мы не будем захватывать рудник, это сделают местные власти по команде из Петербурга. До сих пор им удалось сохранить инкогнито, зачем лишний раз светиться и рисковать. Он официально приехал к другу у которого закончился срок ссылки и сейчас, когда Виктор утрясет свои дела они могут спокойно уехать, не вызвав ни у кого никаких подозрений.

— Есть чем гордиться. — Без ложной скромности подумал Штейнберг, вспоминая страхи и сомнения, которые одолевали его те две недели, пока он добирался до Екатеринбурга.

Собственно говоря, единственное, чего он тогда боялся, это подвести Федора Васильевича Ростопчина. Он не представлял себе, как вернется в Москву ни с чем и предстанет перед своим покровителем, который верил в него и надеялся на успех, с пустыми руками. Теперь можно смело сказать, что он оправдал доверие Ростопчина и тот в скором времени сможет доложить самому императору об успешном завершении дела. Рассуждая подобным образом, Штейнберг вдруг осознал, что ни разу не вспомнил о себе, а ведь, согласно договора он становится монополистом по огранке камней для казны.

— Все, Генрих, ты теперь богатый человек. — Сказал он сам себе, однако никакой радости, а тем более эйфории не испытал. Почему?

Его размышления были прерваны громкими пьяными голосами и вульгарным смехом. Штейнберг повернулся и увидел, что на другой стороне проспекта, на крыльце булочной стоит молодая девушка с коробкой в руках, а из остановившейся рядом коляски вылезают пьяные молодые парни. Всего четыре человека — машинально отметил про себя Штейнберг и направился к булочной.

— Гляди, Вань, кого мы встретили! — Заорал на всю улицу самый высокий из них, размахивая, зажатой в руке бутылкой. — Твоя бывшая невеста, мадемуазель «Недотрога» собственной персоной.

Раздался очередной взрыв пьяного хохота.

— А чего я, — пьяно прогундосил Иван, — Никита тоже к ней свататься.

— И тоже получил от ворот поворот! — Не унимался длинный.

— Да больно надо, — это, по всей видимости, вступил в разговор Никита, — Федосьевна сказала, что у нее ноги кривые.

И окружившие девушку бугаи опять заржали.

— А вот это мы сейчас и проверим. — Заявил длинный, и направился к девушке, но тут на его пути встал Штейнберг.

— Господа, вам не кажется, что ваше поведение выходит за рамки приличия?

— А ты кто такой, чтобы нам указывать? — Спросил Никита и, отодвинув в сторону длинного, вышел вперед.

Он был немного ниже Штейнберга, но гораздо шире в плечах и значительно тяжелее.

— Что ты с ним церемонишься, Никита, — пьяно усмехнулся стоявший за ним Иван, — дай ему в рыло и все дела.

Никита замахнулся, собираясь ударить Штейнберга, но тот оказался к этому готов и, увернувшись, нанес прямой правой удар противнику в лицо. Штейнберг не обладал большой физической силой и крупногабаритный Никита наверняка бы устоял на ногах, будучи трезвым, но алкоголь сыграл свою роль и он как куль завалился на землю. Из разбитых губ и носа обильно потекла кровь.

— Ты что творишь, козел! — закричал длинный и бросился вперед, размахивая руками, но наткнувшись на резко выставленную Штейнбергом ногу, растянулся на земле рядом с Никитой. Дальнейшее Штейнберг помнил смутно: на него навалились скопом и удары посыпались со всех сторон. Некоторое время он еще отбивался, усиленно работая руками и ногами, но потом оказался на земле и потерял сознание.

Очнулся он в своем номере, на своей кровати, а рядом на стуле сидел Соколов и поправлял холодный компресс у него на голове.

— Ну что, очнулся, «донкихот» хренов? — К удивлению Генриха, Виктор был совершенно трезв — Как ты себя чувствуешь?

— Вроде ничего, только голова сильно болит.

— Еще бы ей не болеть, когда тебя огрели бутылкой по голове. — Возмутился друг. — Твое счастье, что она была почти пустая.

— Кто тебе это рассказал?

— Я сам все видел.

— А как ты там оказался?

— Случайно. Проходил мимо, смотрю четыре пьяных купчика метелят надворного советника тайной полиции.

— Так это ты меня спас?

— Не я один, еще мужик помогал.

В это время раздался стук в дверь.

— Войдите. — Нарочито громко скорее прокричал, чем сказал Соколов.

Вошел управляющий Войцех Каземирович и вместе с ним высокий молодой человек с небольшой сумкой в руках.

— Пан офицер, я вам доктора привел.

— Я вроде не посылал за доктором.

— Это Серафима Дмитриевна прислали.

— Так она уже вернулась?

— Да, только