– Говорят, предполетный досмотр занимает минут двадцать, так что лучше поторопиться, Рути.

Поев, они идут к турникетам, где Рут предстоит просканировать свой посадочный талон и пройти в зону, куда провожающих не пускают.

– Что ж, ладно, детка.

Улыбаясь, Джим снимает с себя рюкзак, который он вызвался пронести несколько метров до выхода на посадку, и помогает Рут надеть его.

Глядя на улыбающиеся лица родителей, она вдруг чувствует себя маленькой девочкой. Мысленно переносится в тот сентябрьский день тридцать с чем-то лет назад, когда она позволила родителям поцеловать ее на прощание у ворот начальной школы Всех Святых. В новеньких туфельках из лакированной кожи она чуть ли не вприпрыжку побежала к дверям школы, где уже стояли другие девочки в белых гольфах и мальчики, пытавшиеся расслабить на шее тугие воротники рубашек.

Глаза Рут заблестели. Энн обеими руками обнимает дочь.

– До Пасхи не так уж и долго, дорогая! – ласково говорит она, губами прижимаясь к волосам Рут. Та, охваченная ностальгией, судорожно вздыхает.

– Рути, оглянуться не успеешь, как будешь кормить нас креветками на барбекю. – Джим обнимает их обеих.

– Пап, так в Австралии говорят [28].

– Ну хорошо, тогда будешь потчевать медом манука [29] на барбекю!

Втроем они смеются над ужасным произношением Джима, имитирующего австралийский акцент, и обнимаются еще крепче.

Рут проходит через турникеты и, прежде чем скрыться за панелями из матового стекла в зоне паспортного контроля, оборачивается. Вон они стоят, ее мама и папа. Кажется, что они меньше ростом, чем обычно, и снега в волосах больше. Родители улыбаются, но Рут видит, что они храбрятся. Она удивляется самой себе. Ну вот чего она так расчувствовалась, если они увидятся через несколько месяцев? Глупо же. Алекс ошибался: она способна обойтись без родителей. В любом случае уезжает она всего на год. А что такое год в масштабах всей жизни?

– Я люблю вас, – одними губами произносит она, глядя на машущие ей фигуры.

Потом, сделав глубокий вдох, идет по коридору к очереди на досмотр.

33

Рассказывая дочерям о своей семье, о друзьях, Рут осознает, что многие ее воспоминания привязаны к праздникам, дням рождения, Пасхе, Рождеству, Новому году, ежегодным вечеринкам, на которых люди, собираясь вместе, ели и пили.

Она скучает по тем торжествам.

– Хочешь, чтобы мы возродили христианскую церковь?

Они копают. Сезон зимних дождей недавно закончился, скоро опять придет пора сажать и сеять: уже заметны признаки наступающей весны.

– Нет, ничего подобного я не предлагаю. Просто говорю, что скучаю по праздникам. Ник, мы трудимся с утра до ночи. Даже девочки трудятся каждый день, а ведь Майя совсем еще малышка.

– То есть ты хочешь устроить вечеринку?

– Да, наверно.

– Отметить Пасху? Предлагаешь мне нарядиться пасхальным кроликом и спрятать яйца, будь они неладны? Отлично. Какие проблемы? Сейчас только сбегаю в супермаркет за шоколадными яйцами и леденцами. – Ник не скрывает своего сарказма.

– Я еще не думала толком. Это так, идея. Пасха, Рождество… изначально ведь это были языческие праздники, знаменовавшие наступление того или иного времени года. Думаю, мы тоже должны это отмечать. Ради наших дочерей. – Реакция Ника ее разочаровывает, она ожидала другого. – Но, если, по-твоему, это глупая идея, все, я молчу. – Она поворачивается к нему спиной и продолжает копать.

Спустя несколько дней, проснувшись, Рут видит, что их лагерь украшен весенними цветами, а у входа в хижину стоит миска с разноцветными птичьими яйцами. А когда она с дочками собирается на охоту, Ник их останавливает:

– Никакой работы сегодня, девочки. Сегодня мы будем расслабляться и отмечать приход весны. Кому яйцо?

С этой поры те дни, когда они не трудятся, а просто купаются, смеются и едят, обозначают временные вехи – смену времен года, смену лет.

Холодает, осень постепенно сменяется зимой, наступают самые короткие световые дни.

Они вместе готовят: целого поросенка, зарытого в земляной яме – ханги [30]. После, с набитыми животами, лежат на спине и смотрят на звезды. Ник обсасывает косточку, глодая с хряща остатки вкусного жареного мяса. Затем, со смаком вытащив косточку изо рта, показывает ею на небо – на созвездие.

– Девочки, видите то скопление? Семь звезд? Это Матарики [31]. Поэтому сегодня у нас праздник. Это значит, что наступил новый год.

– Да, папа, – в унисон произносят девочки, обращая взгляды туда, куда указывает отец.

Подобные моменты скрепляют семью, но не так, как рассчитывают родители. Ритуал воспоминаний не доставляет девочкам удовольствия; ностальгия родителей скорее смущает их. Как от них и ожидают, они внимательно слушают рассказы отца – о семье, о преданности, о братьях и сестрах, которые никак не могут найти общий язык, – и не могут отделаться от чувства, что в этот раз он вкладывает в рассказы особый смысл.

– А сейчас, девочки, посмотрите вон туда. – Теперь мама показывает на скопление светящихся точек на небе. – По тем звездам мы определяем, что в той стороне запад. То созвездие называется Южный Крест. Прежде, до изобретения специальных приборов, оно служило ориентиром охотникам и мореплавателям.

– Да, мама, – ласково отзывается Фрэнки, вытаскивая изо рта осколок косточки, застрявшей между передними зубами.

– Там, откуда я родом, это созвездие не видно. Там ориентировались по другим звездам. И они составляют фигуру, по форме напоминающую вот это. – Рут держит на весу побитую сковороду с вмятинами, в которой Фрэнки жарила грибы. – Ну-ка, угадайте, как называли это созвездие? Люди из того края, где я родилась.

– Сковорода? – предполагает Майя.

– Мы называли его Плуг [32].

Они говорят о семье, о Майе, их бабушке, в честь которой назвали Майю, об отце папы – Никау, который умер, когда Ник был совсем маленьким. Они говорят о родителях мамы, об Энн и Джиме, живших на другом краю света.

Матарики – это день поминовения усопших, но как можно вспоминать людей, которых никогда в глаза не видел? Для Фрэнки и Майи воспоминания родителей – такие же предания, как и те, которые им рассказывали на ночь в детстве.

– Подожди, – шепчет Майя на ухо Фрэнки, – сейчас начнут рассказывать про своего кита.

Фрэнки прыскает со смеху, и Майя хихикает, довольная, что сестра оценила ее шутку.

– Что смешного, птенчики?

– Да так, ничего. Давай дальше, папа.

Тележка сотрясается на каждой выбоине, от каждого толчка ногу пронзает адская