Так чего же они ждут? Что еще не готово?

А если готово все, а что-то мешает? И не что-то, а кто-то?

А это мог быть только Бурбон.

И значит, дни его были сочтены.

Как реагировать на эту ситуацию?

Это и обсуждали в кабинете замначальника МУРа Турецкий и полковник Грязнов.

К рассказу Турецкого о посещении Федорова Грязнов отнесся без всякого воодушевления. Ничего они не сделают. Но даже если вдруг серьезно вникнут в предупреждение Меркулова о красном Совете Федерации и сделают все по максимуму – что из того? Ну успокоят народ в Норильске, откажутся там от забастовки, акции концерна стабилизируются или даже на десяток пунктов поднимутся – решает это проблему?

В глубине души Турецкий понимал, что Слава Грязнов прав, но все же обиделся.

– По-твоему, мы должны были сидеть сложа руки? И следить за происходящим, как за футболом по телевизору? Предотвратить всеобщую забастовку – мало?

– Не выступай. Ты все правильно сделал. Что мог. Так и прикажи выгравировать на своем фамильном гербе: «Он сделал все, что мог. И совесть его чиста».

– На моем могильном камне это будет выгравировано, а не на фамильном гербе, – буркнул Турецкий.

– Хорошие у тебя шутки, – сказал Грязнов. – Жизнеутверждающие. Но я о другом сейчас думаю. В чем, собственно, заключается вся проблема? В самом общем виде?

– Проблема чья? – спросил Турецкий. – Никитин-Погодина? Дорофеева? Корейца? Бурбона?

– Наша. Органов правопорядка. МУРа. Генпрокуратуры. Твоя и моя.

– Сорвать преступную комбинацию с «Норильским никелем».

– Как мы это можем сделать?

– Набросать план? Можешь записывать. Первое: возбудить уголовное дело. Второе: арестовать Погодина. Третье: наложить арест на его счет в Народном банке, перевести эти деньги на депозит Генпрокуратуры. Четвертое: арестовать Дорофеева. Пятое: объединить дела об убийстве Кузнецова, Гармаша и о взрыве в Мурманске с делом о покушении на хищения в особо крупных размерах. Продолжать?

– Есть такой исторический анекдот. Петр Первый подъезжает к крепости, а ему не салютуют. Он вызывает коменданта: почему нет салюта? Комендант докладывает: ваше величество, у меня тридцать восемь объективных причин. Первая: нет пороха. Петр Первый говорит: достаточно. Так вот, – продолжал Грязнов, – «достаточно» я мог бы сказать тебе на первом пункте. И даже раньше. Почему, собственно, ты считаешь комбинацию с норильским концерном преступной? Обыкновенная финансовая операция. Конечно, крупномасштабная, но это не преступление. Игра на понижение, игра на повышение. В итоге «Норильский никель» попадет в чужие руки. Прискорбно, но в чем здесь состав преступления? С точки зрения закона комбинация безупречна.

– Если бы не два убийства и взрыв судна, – заметил Турецкий.

– Есть у нас доказательства связи этих дел с «Норильским никелем»? Нет. Есть уверенность. И только. Поэтому Костя Меркулов совершенно прав: нет никаких оснований для возбуждения уголовного дела. Сейчас, – уточнил Грязнов. – Арестовать Погодина? Можем, конечно. Как мошенника. Как только получим официальное уведомление из Нью-Йорка о смерти настоящего Никитина. Допустим, что даже его деньги переведем на депозит прокуратуры, хотя я понятия не имею, как можно это сделать без возбуждения уголовного преследования. Ну допустим. И что? А если они пришлют другого человека для реализации этой акции? И переведут еще сто двадцать четыре миллиона? Более того, а если этот человек уже в Москве и деньги уже лежат в каком-нибудь банке? Они понимают – игра стоит свеч. И как мы сможем им помешать? Никак. Ключ к этой проблеме – документы Смирнова. Буровые журналы. И этот ключ – у них.

– При аресте Погодина произведем обыск. И если найдем документы…

– Не найдем. В гостинице он их не держит. В его «форде» тоже нет, ребята Дениса проверили. Значит, прячет. Или у кого-то в Москве, или в камере хранения на вокзале. И об этом тайнике наверняка знает не только он. Не годится, Саша. Да и не в том проблема, чтобы сорвать комбинацию Погодина и Корейца. Она шире. Вспомни, что тебе говорил в Норильске бывший начальник экспедиции.

– Нужно заставить их платить за «Норильский никель» настоящую цену. А это сотни миллиардов долларов.

– Вот это и есть самая суть проблемы, – подвел итог Грязнов. – И решить мы ее пока не можем. Даже не знаем, с какого края к ней подступиться.

– Мне очень нравится твое оптимистическое «пока», – отметил Турецкий. – Если бы не упустили документы об Имангде – в два счета решили бы. Любая публикация в том же «Коммерсанте» – и все дела. Курс акций взлетает. Пусть скупают их по настоящей цене. И пусть дерутся за тендер. А мы спокойно будем заниматься расследованием.

– «Если бы не упустили», – повторил Грязнов. – Если бы да кабы! Ладно, если нельзя решить проблему сразу и целиком, будем отламывать от нее по кусочку. Что делать с Глузманом?

– А что с ним делать? – удивился Турецкий. – Возбудить за незаконную установку прослушки, взять подписку о невыезде и отпустить.

– Могут убрать его. Опасный свидетель. Ему уже три раза на работу звонили. Два раза из автомата, один – из «Восхода». Тот самый Артур Блохин. Отвечали: болен. Но могут пронюхать об аресте. Может, спрятать вместе с семьей на конспиративной квартире?

– У МУРа много лишних конспиративных квартир?

– Не много, конечно, сам знаешь.

– Машина у Глузмана есть?

– «Жигуль».

– Вот пусть сажает семью в свой «жигуль» и уматывает к каким-нибудь самым дальним родственникам. Или на юг. И сидит там, не высовываясь, пока нам не понадобится. А на звонки отвечать: в отпуске.

– Разумно, – подумав, согласился Грязнов. – А этого Блохина пока вообще трогать не будем. Чтобы их раньше времени не переполошить. Что-то он сможет, конечно, рассказать, но принципиального значения это сейчас не имеет. И вряд ли он много знает. Остается главный вопрос: что делать с Бурбоном?

– У нас только два варианта ответа на этот вопрос, – сказал Турецкий. – И оба плохие. Первый: ничего не делать.

– Бурбона прикончат, – напомнил Грязнов.

– Почти наверняка.

– Наверняка. Без «почти».

– Согласен.

– Погодин даст приказ начать скупку акций «Норильского никеля». И мы ничем не сможем ему помешать.

– Значит, остается второй вариант: организовать надежную охрану Бурбона.

Полковник Грязнов даже с места вскочил.

– Ты соображаешь, о чем говоришь? Мы только позавчера Мишку Володина похоронили! И теперь МУР будет охранять его убийцу, самого матерого бандита России? Только в страшном сне такое может присниться.

– Поэтому я и сказал, что оба варианта плохие. Какой хуже?