Примерно секунд шесть понадобилось полковнику Грязнову, чтобы осмыслить ситуацию. Потом он спросил:

– А если Бурбон прикажет убрать Погодина?

Турецкий молчал. Но думал он не о том, как трансформируется проблема, если из игры будет выведен этот лже-Никитин. Он думал о самом Никитине, странная и светлая жизнь которого была прервана ударом ножа на темной окраине пригородного нью-йоркского парка Пелем-Бей. О двух необыкновенных женщинах, встречей с которыми одарила его судьба как бы во искупление своей вины перед ним. О его сыновьях Константине и Поле. О его дочерях Кате и Ольге. О его внуке, к которому, как высокий дворянский титул, перешло имя его деда – Игорь Никитин. И который никогда не увидит того, от кого унаследовал это имя.

Смерть опустошила души этих людей. И не только их. В чем-то и его, Турецкого, душу. И виновным в том – прямо или косвенно – был Погодин.

Полковник Грязнов молча смотрел на своего друга, терпеливо ожидая ответа. И Турецкий ответил:

– Ну и черт с ним!

И вдруг понял: сдвинулось. Нет, совсем не в том была главная ошибка, что события опережали их. В другом: слишком холодным, неодушевленным было для него до сих пор все это дело. Оно было профессией, работой.

А теперь стало жизнью.

* * *

К офису внешнеторговой ассоциации «Восход» Турецкий подъехал на такси. У подъезда отпустил машину и вошел внутрь, небрежно помахивая кейсом и не глядя на охранников. Так входит в учреждение деловой, уверенный в себе человек. Из-за белого стола в просторном холле навстречу ему поднялась молодая симпатичная женщина в подчеркнуто строгом костюме, с визитной карточкой, приколотой к лацкану ее пиджака. Дежурный администратор. Или – как теперь говорят – младший менеджер.

– Чем могу быть полезна?

– Моя фамилия Турецкий. У меня назначена встреча с генеральным директором ассоциации господином Житинским.

В руках младшего менеджера появился блокнот и тонкий золотой карандашик. Она пробежала им по списку и удивленно произнесла:

– Но… Вашей фамилии в списке на прием нет.

Турецкий объяснил:

– Эта встреча была запланирована четыре года назад – в тот самый день, когда господин Житинский впервые переступил порог своего кабинета. А сейчас пришло время ее провести. Я из Генеральной прокуратуры России.

– Можно взглянуть на ваше удостоверение?

– Разумеется.

Она что– то чиркнула в блокноте и вернула Турецкому удостоверение.

– Извините, но я должна узнать у господина Житинского, сможет ли он вас принять.

И скрылась в глубине холла.

Турецкий осмотрелся. В офисе «Восхода» не было ни добротного интерьера Народного бан-ка, ни деловой элегантности «Глории». Офис как офис. Бесполый, как его младший менеджер. И на всем был словно налет какой-то временности.

Таким же безликим, как весь «Восход», оказался и его генеральный директор, в кабинет которого младший менеджер провела Турецкого через просторную приемную, в которой томились в ожидании аудиенции несколько просителей.

Лет сорока. Не высокий и не коротышка. Не толстый и не худой. Не красавец и не урод. Типичный главный бухгалтер в каком-нибудь тресте, рано получивший эту должность и старающийся ей соответствовать. Только что сатиновых нарукавников на нем не было и вместо арифмометра на столе – компьютер.

Генеральный директор чуть приподнялся в кресле, изображая приветствие, и жестом предложил Турецкому присаживаться. Прочитал на листке, вырванном из блокнота младшим менеджером:

– «Старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры»… Вы сказали, что наша встреча с вами была запланирована еще четыре года назад. Что означают ваши слова?

– А разве не так? – спросил Турецкий. – Когда человек принимает такой пост, как у вас, он не может не думать о такой вот встрече в будущем.

– У вас странная манера шутить.

– Это не шутка. Житейский опыт. Плод, как сказал поэт, холодных наблюдений и сердца горестных замет. Мне почему-то кажется, что вы не очень уютно чувствуете себя в этом кресле. Я не прав?

– Деятельность ассоциации регулярно контролируется финансовыми органами, налоговой инспекцией и даже Управлением по борьбе с экономическими преступлениями. В наших операциях ни разу не было обнаружено ни малейших нарушений закона, – заученно произнес генеральный.

– Что весьма странно, – заметил Турецкий. – Особенно если учесть, какое огромное количество у нас законов и как часто они противоречат друг другу.

– И тем не менее это так. Можете затребовать отчеты и проверить.

– Зачем? Я и так верю. В части операций, которые в ваших компьютерах защищены уровнем «Б-2». А как насчет тех, которые хранятся под защитой «А-1» с наворотами? И тех, которые вообще нигде не фиксировались?

– Я отказываюсь продолжать разговор в подобном тоне. Если у вас есть ордер на мой арест, предъявите его. И мы продолжим беседу в присутствии моего адвоката.

Смысл этих слов не вязался с тоном, каким они были произнесены. Перед ним сидел человек не просто испуганный, а перепуганный смертельно, до паники. «Чего он так боится?» – подумал Турецкий. И вдруг понял: кабинет же наверняка прослушивается! К счастью, этот вариант Турецкий предусмотрел.

– Ну что вы, право, господин Житинский! – примирительно проговорил он. – Ордер, арест! У меня и в мыслях не было в чем-либо вас подозревать. Я просто хотел получить небольшую консультацию по проблемам внешнеэкономической деятельности. Я вижу у вас на столе сборник указов и законов на эту тему. Не разрешите его полистать?

Генеральный директор придвинул Турецкому пухлый том.

– Пожалуйста.

Но Турецкий не стал даже раскрывать справочник. Он вынул из кейса плоскую коробку глушилки – такой же, какую Денис Грязнов дал Дорофееву, включил и сдвинул рычаг до отказа вниз. Житинский с недоумением наблюдал за его действиями.

– «Жучки» в вашем кабинете выведены из рабочего состояния, – объяснил Турецкий. – У нас есть минуты три. Поэтому отвечайте быстро и точно. Я знаю, что вы не преступник, а чисто номинальный глава фирмы. Настоящий хозяин – Ермолаев? Только не стройте из себя партизана. Ермолаев?

– Да.

– Когда вы поняли, что попали в бандитское гнездо?

– Давно. Примерно через полгода.

– Почему не ушли?

– Не мог, я уже слишком много знал. Меня бы убили.

– Ермолаев делился с вами планами?

– Никогда. Он только приказывал, что, как и когда я должен сделать.

– Артур Блохин – человек Ермолаева?

– Да.

– Понимаете ли вы, что чем дольше здесь работаете, тем больше аккумулируете опасной информации, и в конце концов Ермолаев прикажет вас убрать?