то, что обратился умирающий бог к луне, как к единственной свидетельнице произошедшего и своей постоянной союзнице. Нуми-Торум был богом света, богом дня, а Куль-Отыр, как и большинство тех, с кем я веду дела, жил в ночных тенях, его время — ночь. А луна ночи кто? Верно, хозяйка.

Потому она сказанное услышала и запомнила.

Ошибся Карл Августович и с частотой выхода красной луны на небосвод, не такое уж это оказалось редкое явление. Нет, частым его тоже не назовешь, но, например, Геннадий Мефодьевич подобное уже видал раньше, и наставник его тоже, и наставник наставника. И всякий раз, когда такое случалось, непременно какие-то неустройства в этих краях происходили. То горы пошатает изрядно, то манси друг с другом сцепятся, да так, что племена ополовинят, то сразу несколько экспедиций, ушедших в горы, пропадут бесследно, как это случилось в прошлый раз, когда наш спутник был еще совсем молодым человеком. И еще много чего по мелочам. Да, собственно, и в этот раз хребет вон как тряхнуло, чего далеко ходить? А когда? Как раз когда луна краснеть начала.

Так что и со сроками Шлюндт промахнулся, нет у нас месяца. Вот недаром я еще в Москве чуял, что время поджимает.

— Мне тогда, когда геологи пропали, наставник и рассказал, отчего такое случается, — неторопливо вещал колдун. — Куль-Отыр ушел, но остались те, кто его помнит, кто ему служит. И он это чувствует. Мало того — он очень, очень хочет вернуться, чтобы доказать свою правоту.

— Какую именно? — поинтересовалась оперативница.

— Что он, Куль-Отыр, сильнее, чем брат, что его смерти предал. По морально-волевым качествам сильнее. Потому что его убийца ушел сам, доброй волей, без боя, без спора, а он, даже будучи убитым, все же смог вернуться и занять свой трон под горами. Но даже не это главное. Главное — та власть, что он имеет над людскими сердцами. Мол, вот, Нуми, смотри — за тобой шли все, но ты сдался, хоть мог этого и не делать, и скоро был забыт теми, кто тебе совсем недавно дары подносил и славил в голос. А у меня верных слуг, по сравнению с твоей оравой, почитай, вовсе нет, но они пронесли свою веру через время и сохранили верность.

— А толку? Нуми-Торум ничего не увидит и не узнает.

— Неважно, — рассмеялся старик. — Главное не то, кто увидит. Главное, что он сам про себя это знать будет. Или с тобой, девка, такого не случалось ни разу, а? К примеру, затащила ты мужа лучшей подруги к себе под одеяло, и он тебя, значит, под ним того-самого, с охами и вздохами. Здесь же не то главное, что мужичок на тебе покряхтел, он тебе со своим инструментарием, может, и даром не нужен. Просто ты знаешь, как та, другая, его любит, как дорожит тем, что имеет, и оно для тебя самое сладкое. А что подруга про этот грех не узнает, то не суть, главное, что ты про него ведаешь и теперь судьбу ее семьи в своих руках держишь. Так же, Светлана? Главное, что ты с ней за один случай, про который все, кроме тебя, давно забыли, сквиталась. Отплатила подобным за подобное.

Машина вильнула, я глянул на Метельскую и заметил, что она побелела просто мертвенно.

— Вот и выходит, девка, что боги от людей, да и люди от богов недалеко ушли, — закончил свою мысль колдун. — Что в тех, что в других дерьма по горлышко налито.

— Так чего же раньше его не вернули? — решил перевести разговор в более практическое русло я. — Коли и луна красная всходила, и жрецы были готовы, и горы тряслись?

— Не знаю, — отозвался старик. — Может, потому что нет никакого Куль-Отыра и не было никогда?

— Это как?

— Да вот так. Его кто-то видел? Нет. Да что там — вот ты, паря, хоть одного бога воочию созерцал? Хоть какого? Хоть самого плохенького?

— Не доводилось.

— И мне, а я на свете куда более твоего живу. И наставнику моему. И знакомым, коих немало. Все про богов слышали, но никто никогда их не видел. Мы, колдуны, есть. Ведьмы есть. Анчутки, кикиморы, вурдалачье племя, Огневушка-поскакушка, мать ее ети, тоже есть. А боги… Где они? Нету!

— Так для чего тогда вся эта карусель? Ножи с рунами, капища, остальное? Мишку зачем убили?

— Для веры, — помолчав, произнес Поревин. — Все всегда в мире ради нее происходит. Не ради баб или чести, это поэты придумали, они не от мира сего, им можно. Вера — вот главное и для людей, и для богов. Куль-Отыра, может, и нет, а вера в него — есть. Убери ее — чем тогда этим бедолагам жить? Чего ради столь веков они по пещерам шарохались и жертвы приносили? Выходит, все впустую?

— Глобально мыслите, — признал я.

— Давно на свете живу, — с достоинством ответил старик. — Хотя, может, и не потому Куль-Отыр не возвращался. Может, они чего не так делали или им чего-то недоставало. Чего-то, что сейчас нашлось.

Глава 14

Знает или предполагает? Старичок непростой, крученый, может и знать о том, какая диковинка после недавнего землетрясения на белый свет выбралась. Но тут спешить с вопросами ни в коем случае не надо, а особенно с наводящими. Всему свое время.

— Может, и так, — кивнул я. — И вообще давайте мы от бога к людям перейдем. Ножи да копья с рунами — это жрецов оружие? Тех, что испокон века по подземельям сидят?

— Кто тебе такую чушь сказал? — захохотал Поревин. — Делать им больше нечего, как только в горах отираться бесперечь. Они в городах живут. Там хорошо, там удобно, электричество есть, горячей воды хоть залейся, еды в достатке. Иные, знаешь ли, вообще высоко сидят и далеко глядят. Одного сам недавно видел в Первоуральске, когда в собес ездил. Не самого, ясное дело, чего ему там делать? Плакат на стене висел, вот на нем. Стоит, стало быть, этот хитрован в обнимку с каким-то строителем, зубы скалит, и еще надпись внизу: «Построим и будем жить!». Мол, голосуйте за меня, вон я какой!

— Иди ты! — изумилась Метельская. — Кажись, я знаю, о ком ты говоришь! Да нет, не может быть!

— Это