— Браво!.. — она подняла руки от сырной тарелки с орехами и мёдом и пару раз хлопнула в ладоши. — Отличная работа, господин шпион. Сотовый отключил, я должна сразу растаять от твоей лояльности. Раздеваться не буду, и на том спасибо. Знаешь, что меня останавливает от спуска тебя с лестницы?

«Арго!.. Да-а пошлёт нам небо путь с луной и звёзда-а-ми…» — донёсся из-за входной двери ежевечерний зов жильца из квартиры напротив. Судя по мажорному настроению, в нём было не менее пинты тёмного пива.

— Да, ты ему шею свернёшь как цыплёнку сразу, не сомневаюсь. Как и мне. Но смысл? Ведь всегда можно договориться. Меня по морям помотало уже. В журналистику назад дороги нет. За всё время после ухода с радио, за восемь месяцев! Только один раз меня спросили, как мои дела. Родители и четверо самых близких друзей и так знали. Не они, а посторонний человек. Знаешь, кто? Не коллега, нет… Там отряд не заметил потери бойца. Вчера в театре. Артист Георгий Караяннидис. А знаешь, почему? Порядочность не в моде нынче. Имеющий глаза да увидит… Неподкупных не существует. Не продажных — тоже. Не надо смотреть на меня, как солдат на вошь. Просто для каждого — своя цена и своя валюта. Одному достаточно к жалованию плюс одного ру. Бля. Другому мало и миллиона долларов, ворует проектами. Перекладывает гранит вместо плитки раз в год. По всему центру города. Или как по соседству тут, на территории бывшего городского дворца пионеров. Зимой прокладывали к новому офисному зданию теплотрассу, сейчас третий раз канаву вскрыли. Это уровень управы. Кому-то достаточно бутылки водки или обручального кольца, кому-то — звёздочки на погоны, почётная грамота почётного водопроводчика. Господин Паратов в «Бесприданнице» говорил — кому-то нравится арбуз, а кому-то свиной хрящик… Ну, не верю я тебе!

Теряя надежду растопить её арктическую оборону, Михаил молчал и думал о том, как же надо было ожесточить женщину, чтобы она… Вот так.

— Ты пришёл для того, чтобы остаться, а с утра выйти с трофеем? — она встала из-за стола и насыпала в турку кофе, пошла к плите, всё же стараясь не поворачиваться к гостю спиной. — Знаешь, служивый, меня-то детектором лжи не напугаешь. Это вопрос воображения. Представлю себе поле ромашек, так вы все русские луга скосите? Боли боюсь, не выдержу. Поэтому знаю, как переместиться быстренько в тот мир, откуда вы меня никогда не достанете. И терять мне, как тебе уже докладывала, нечего. Что, сказать чего хочешь или попросить об чём? Рот-то открыл?.. Так что, выпьем кофе. И ступай себе.

— Ты давала подписку о неразглашении. Это раз. Ты сама справиться надеешься? Это два. А если молчать намерена, не будет стыдно и страшно смотреть, к чему это всё приведёт?

— Начнём с третьего. Помнишь ведь, как в советские времена говорили — в случае ядерного удара Москва и Ленинград об этом не узнают, — горько усмехнулась Лена, — просто не успеют узнать. Смерть придёт, умирать будем. Утащить за собой на тот свет врагов, что может быть прекраснее расставания с миром живущих. Человеку, который никому не нужен, это — подарок. Так что на второй твой вопрос ответ ещё проще: и не думаю приступать. Пускай со мной умрёт моя святая тайна, мой вересковый мёд… И последнее. О той подписи, что поставила стажёр Елена Кочетова на договоре оказания услуг физическим лицом с обязательством не разглашать детали операции. Если дело будет закрыто за отсутствием состава, и разглашать будет нечего. Как только в прессе появится первая статейка интервью о via dolorosa с деталями моей старенькой курсовой работы, я не стану поднимать шум о плагиате. Кто бы ни был автором этой статьи, утечка развяжет мне руки. Тем более, что за отсутствием результата проект, надо думать, будет быстро свёрнут. Сказка о царе Иудейском, так и не пришедшим на святую Русь. Помнишь, в фильме «Чародеи»? «Наделают призраков… Развей его!.. Да он сам к утру развеется».

— Нету тела, нету дела. Жаль. — он налил себе ещё водки. — А ведь за это дело отдал жизнь мой отец. Я его не видел тридцать восемь лет.

— Мне сейчас зарыдать? Как там говорят в вашем ведомстве? На войне иногда убивают. Прости меня, Михаил. Отца твоего не вернуть. Профессора Фролова — тоже… Он был мой учитель. Пастор Шлаг или светлый образ его. Моего однокурсника Лёшку — не вернуть. Он убит? Сколько ещё жизней должен сожрать этот призрак, чтобы вы все перестали ему поклоняться?

— Ты не знаешь очень важной детали, да её вообще никто не знает. Из Ватикана пришло сообщение, что ключ от венца находится в руках ордена.

Вот тут Лена первый раз дала слабину. Засмеялась, как девчонка. Как ни кратка была эта эмоциональная вспышка, разведчик понял — она всё знает. Он встал и сделал к ней два быстрых шага. Ещё мгновение, прямо у его лица оказалась раскалённая докрасна сковорода. Как он не заметил, что на плите были включены сразу две конфорки? И ножа для хлеба на столе уже не было.

— Сядь на место! — отчеканила женщина. — И поговорим. Без оружия.

«Потрясающая женщина, — подумал её напарник, спокойно достал из внутреннего кармана пистолет и положил перед журналисткой на стол, повернув к ней рукояткой. — Если она не будет моей, жить незачем».

«Неужели и этот окажется скотиной? — подумала та. — Тогда бога нет».

— Твой оперативный псевдоним — Гречанка? — спросил разведчик. — А мой — Индус. Как-то раз за речкой на востоке на меня чалму надели. Ради проникновения на объект духов. Глянули — смеху было… Нос-то видишь у меня какой длинный. Кофе-то нальёшь? Пахнет умопомрачительно.

— Будем знакомы, Индус. Пододвинь чашку.

— Может быть, тебе водки? Как в Ботлихе. В девяносто девятом. Тебе тогда министр по чрезвычайным ситуациям руку бинтовал. А я прикрывал.

— Ты тогда был капитаном. А шрам у меня до сих пор остался.

— Сыграем вместе, актриса? Я тоже не люблю делиться со штабными. Если уж добывать трофеи, то для страны. И отдавать их в чистые руки. Ты многое нащупала твоей интуицией. Но это — лишь половина правды. Самое главное, наверное… Как ни громко это прозвучит. Защитить нашу родину. Кто-то плавает на скорость, а потом на олимпиаде гимн наш звучит. Кто-то истребители поднимает в воздух. А нам с тобой сейчас вот эта вся дребедень досталась. Капкан для предателей и шпионов паять. И без права на славу.

Тогда-то они и обменялись рукопожатием. Настоящим. Мужским.

Долгой и промозглой выдалась эта неделя. Полная хлопот, тягостных и необходимых. Дождь с безутешным усердием вымачивал свежую кладку ещё не завершённой Николиной башни, словно оплакивая её строителя. Скоро уж и в путь… Великая княгиня набросила длинный плащ из тонкой кожи ягнят, опустила на самые глаза капюшон, обернулась к святым образам, строгим и тёмным в неверном свете масляного лампиона. Перекрестилась.

— Прости, Господи, прегрешения мои вольные и невольные. Вразуми рабу твою, Софию… Великое дело делаем, — она вздохнула и тронула тихо скрипнувшую на петлях узорчатую дверь. В каменных палатах сыро, зато нет риска, что нечаянное пламя испепелит целый квартал внутри новой крепости.