На дворе уже фыркали сытые, недовольные мокротой гнедые кони. Рыл копытом землю мохнатый жеребец в богатой упряжи с серебряной насечкой. Заметив невысокую фигурку, закутанную в блестящий от влаги плащ, крепко затянул подпругу, пошёл к ней навстречу черноглазый крепкий мужчина в нездешнем облачении. Узкие брюки, заправленные в сапоги на широком каблуке, звенящие звёздочками шпор. Камзол, шитый по плечам воловьими жилами, в каких щеголяли даже в русской дали мастера из фряжских земель.

— Госпожа, всё готово к отъезду, — произнёс иноземец по-гречески, до земли склоняясь перед супругой победителя орды. — приказание исполню.

Великая княгиня выпростала руку из-под плаща, со слезами на глазах перекрестила верного слугу. Сверкнули самоцветы на пальцах. Не сдерживая уже глубокой печали, она сняла со среднего пальца массивное кольцо с ярко-алым рубином, положила ладонь на грудь мужчины. Тот слегка отстранился.

— Не спорь… Не плата это, на память обо мне бери, Петро. Не свидимся мы уже, ведь измену везёшь с собой непростительную, помни.

— Позволь только, вернусь, великая госпожа! — оглянувшись, нет ли уха чужого рядом, жаром чёрных, как уголья, глаз мужчина буквально ожёг её лицо. — Петро Солари бежит в Рим с сокровищем, но Петрос скрестит шпаги на мосту в Вероне, там сильна кровная месть. И концы в воду. Я вернусь!

— Храни тебя Господь и заступница наша Дева Мария. — произнесла София сдавленным голосом. — Там как Бог даст. Запомни главное: кардинал Виссарион, мой воспитатель, получит из твоих рук ковчежец с волшебным рогом. Он к празднику святых даров преподнесёт его новому папе. Дождись этого в монастыре, не соглашайся встречаться ни с кем, кроме кардинала. Скажи, что выполняешь епитимью, дал обет затворничества, молчания и воздержания в монастыре францисканском. Тебе поверят. Папа любит свои приобретения выставлять напоказ. Как только настоятель монастыря пойдёт к мессе в собор Святого Петра, напросись сопровождать его. Как добраться до библиотеки, я тебе начертила в плане. Убедишься, что рог на месте, твоя миссия закончена. Только не зевай на мосту в Вероне, у тамошних семейств острые шпаги… Золота на дорогу тебе даю. И товарищей самых лихих.

— Великая княгиня, позволь спросить! — грек уже без стеснения прижал к губам её тонкие пальцы. — Что зодчий твой, где похоронен, не дознаются?

— Не тревожься о том. Отпели его за рекой в церковке в вишневом саду у образа святого У ара. Там некрещёные и не православные души отмаливают со времён Ивана Даниловича. И похоронили в монастырской ограде. Не сам ведь с колокольни сбросился, сорвался нечаянно. Мало ли работных людей в дрызготню эту ног-руг, да и шеи ломают, на верхних ярусах камни ворочая. Имя Петра Фрязина в памяти останется, стены и башни строил, Грановитую палату изваял на диво благолепную. Быть по сему: не только он, и имя его после смерти послужит. Без права на славу, за славу державы московской.

Как часто миг превращается в целую жизнь. Мгновение вечности двое смотрели в глаза друг другу, думая — вот сейчас и закончилось счастье. А мы его не замечали, не ценили и не видели, когда ходили по Боровицкому холму по свежей стружке шаг в шаг, повторяя строки слепого пиита или священные евангелия. Да, тогда мы были счастливы, как уже не будем более. Бесценно каждое дыхание нашей жизни, ибо оно не повторится, унесённое водами рек Леты и Стикса. Зато, возможно, будут другие? Бог весть.

София помнила жадность римских прелатов, отпущенные на её с двумя братьями содержание жалкие три тысячи шестьсот экю в год. Не забыла и то, как её, рождённую матерью фракийкой Екатериной Цаккариа, едко унижали сравнением с кочевницами-амазонками лишь на том основании, что в дивных степях того далёкого края выращивали самых прекрасных в мире коней. Яро стремившийся к унии кардинал Виссарион Никейский всячески напоминал, дня не проходило без намёков, об отступничестве её дяди Константина IX, за что тот, по его мнению, и поплатился троном. Кому из её детей, рождением наследников трона Византии, достанется священная реликвия? Несколько наперстных мощевиков, тонкой работы образ Богоматери, приданое весьма скромное даже по меркам европейских баронств. Однако же поручение, что дала она нынче своему преданному слуге, спустя много веков откроет миру сияние славы трона Восточной римской империи. Разлетятся по миру птицы вещие, сны нагоняющие, разжигающие желчь и страсть. Но лишь достойной руке суждено коснуться настоящего ключа, свивающегося, как змей, вокруг самоцветного камня, чтобы стать собой, потеряв его звезду из уст единорога. Сегодня, сейчас, посланец великой княгини отправится в самодовольный и жестокий вечный город, чтобы стать проклинаемым всеми предателем, храня для всевидящего Бога верность тайной клятве. Из двенадцати детей, что она, София, дочь Морейского деспота Фомы, родила своему венчанному супругу, лишь один унаследует драгоценный амулет-брошь. Настоящую. А Петрос… Он вернётся. Бог милостив. И нет такого слова, что опрокинет её надежду.

В архиве Ватикана, в одной из рукописных книг, содержащих самые важные тайны церкви, появится запись. «Месяца июля 1493 от рождества Христова правоверным католиком Пьетро Антонио Солари во искупление оным греховных деяний на службе князю Московии, привезён и пожертвован святому престолу священный предмет, хранимый до того Зоей Палеолог, дочерью Фомы, брата императора Византии Константина. Сей священный предмет есть рог зверя редкого. Обликом коня, да меж угией рог имеющего. Кость головная зверя выточена в Иерусалиме ювелирами иудейскими, буде ключом стать ковчега заветного. Мастеру Пьетро после выполнения должной епитимьи пожаловано отпущение грехов».

16 октября 1494 года в городе Вероне знатный горожанин Солари был убит в стычке враждующих семейств. Труп упал в реку и найден не был.

На улице взорвали петарду. Всё-таки современные выпускники школ не умеют развлекаться: их шум всегда на показ, всегда стандартен. Украсть у старого ювелира диадему «медной Венеры» Аграфены Закревской, а после её ему же вернуть со смехом — на такие фокусы были способны только в наши дни, ушедшие, улетевшие, юные и бесшабашные в середине 80-х, коварные и беспощадные в 90-е. Усталые, безучастные и безразличные за экватором лет 10-х. Но это пока труба не позовёт. Сейчас, на обитой филёнчатым деревом московской кухне в довоенном доме на Чистых прудах труба уже позвала.

— Договоримся так, Индус… Времени у меня маловато. Ведь начальство вряд ли станет допытываться, где и с кем я провела ночь. А я хотела бы себе гарантировать безопасность, — сообщила Лена, сдвинув пистолет напарника, мешавший ей убирать посуду, — через час мне надо быть на Ленинградском вокзале. Спокойно!.. Сиди спокойно. Если хочешь, поедем вместе. Билет на твоё имя в мягкий вагон по номеру твоего паспорта я выкупила тоже. Чтобы ехать одной. Номер паспорта подсмотрела, уж извини. В отделе кадров ещё. Ловкость рук и никакого обмана. Поработаешь с моё репортёром в коридорах власти, научишься документы добывать из упрямых трусливых источников.

— Знаешь, я даже не удивлён, — хмыкнул Михаил, — мы могли б служить в разведке, мы могли бы играть в кино. Это песенка про твою профессию. А не продолжить ли нам нашу беседу в поезде тогда уж? Замысел-то понятен. Тебе приказано ехать в Питер, ты приказ выполнишь. Вербовщик будет тебя ждать в Сапсане. На здоровье. Лишние разговоры с ним тебя утомят. А тут ты его встретишь на Московском вокзале и возьмёшь за жабры сразу сама.