удалось уцелеть в этом аду, где, казалось, невозможно было выжить? Кто или что играло со мной, заставляя поверить, будто пули меня не возьмут, ведь в противном случае меня убили бы уже с дюжину раз. Меня не покидало мрачное предчувствие, что я уже основательно подготовился к тому потрясению, которое испытаю, когда моя пуля все-таки найдет меня.

Петерсен рвала и метала, осыпая нас проклятиями из конференц-зала, находившегося на нейтральной территории. «Что вы за животные?» – спрашивала она. Я не стал ее слушать. Я прекрасно знал, какие животные находились по другую сторону фронта – лживые животные. «Объединенные силы» заявили, что один из их солдат также погиб. Но это было смешно.

Итак, шел третий день после объявления мира. И мы сражались так, как нам не доводилось еще сражаться прежде. Вся наша армия действовала сплоченно, генералы бились и погибали вместе с рядовыми. У них не было выбора. Ты должен был рискнуть и пойти в атаку, иначе тебя просто уничтожил бы Временный комитет.

Разговоры о мире все еще велись, но исключительно лишь благодаря упрямству доктора Петерсен. Однако прекратиться они могли в любой момент. Мне этого очень хотелось. Невыносимо тяжело было сидеть по много часов в конференц-зале, а потом заступать на очередное дежурство на передовой. Мне казалось, что совсем скоро я перестану различать эти два вида деятельности, в какой-то момент вскочу из-за стола и начну душить людей голыми руками.

И вот посреди всего этого безумия Стэффорд сидела и играла своей логарифмической линейкой. Она хотя бы осознавала, где находится? На лекции в Калифорнийском институте? У меня вдруг возникло желание убить ее, и я решил, что сделаю это. Я не испытывал лично к ней никакой вражды, но меня достала эта линейка, и я был просто не в силах спорить со Стэффорд. Я раздумывал о том, как это сделать с наименьшими усилиями, когда она вдруг заговорила.

– Я тут кое о чем подумала, – сказала она, не подозревая о том, какая ей угрожает опасность.

Однако ей удалось отвлечь меня. Мне стало интересно, что она такого важного захотела сказать, раз даже отвлекла меня от моих размышлений. А потом я ее убью.

– Я даже немного боюсь говорить тебе об этом. Ты ведь сейчас в таком состоянии. – Она одарила меня виноватой улыбкой, которая словно говорила: «Прости, но мы оба знаем, что ты чокнутый». Это спасло ей жизнь и помогло мне прийти в себя.

– А ты попробуй, – предложил я.

– Я знаю, почему перемирие так и не было достигнуто, и провокации тут ни при чем. По крайней мере, не со стороны тех несчастных пешек, в которых мы стреляем, – сказала она, снова подвергая себя опасности.

– Ну что ж, скажи, – предложил я. В моем голосе ощущалось напряжение, но она не обратила на это внимания.

– Все дело в том, что капрала убила пуля, которая вернулась обратно. Возможно, ее выпустили много лет назад, и все это время она находилась на орбите Цереры. Я понимаю, эта мысль приводит в шок и наверняка здесь есть какая-то мораль, но я слишком устала, чтобы размышлять на эту тему.

Я ударил ее по лицу, поднял с постели и с большим удовольствием швырнул об стену. Она была так потрясена, что какое-то время лежала на полу голая, вся в крови, и дрожала. Ее нос немного съехал направо.

– Дура! – орал я. – Идиотка! Ты хоть понимаешь, как малы для этого шансы? Церера – большая планета. И то, что пуля вернулась именно в этот самый неподходящий момент… просто не представляю, как тебе такое могло прийти в голову…

Но в этот момент мне пришлось замолчать, потому что она вскочила с пола, и я успел только увидеть, как ее губы расползлись в невероятно зловещей улыбке, обнажая перепачканные кровью зубы.

Она была способна убить меня, но ограничилась тем, что просто избила, да так сильно, что я едва мог пошевелиться. Она обрушила на меня полномасштабную, сокрушительную атаку, но в тот момент именно это мне и было нужно. Когда она наконец решила сохранить мне жизнь и села на колени, ко мне уже почти вернулась способность здраво мыслить. Стэффорд снова заговорила, ее голос звучал гнусаво и дерзко.

– Вот почему все это продолжалось так долго, – сказала она. Мы оба заплакали, тогда она замолчала и обняла меня. Я снова любил ее, но она уже не доверяла мне. Затем она оттолкнула меня. И я не мог ее в этом винить.

– На уме у тебя только сражения, а ведь если бы ты немного поразмыслил, это решило бы все проблемы. И речь не только о тебе, а обо всех. ЗАДУМАЙТЕСЬ! – закричала она.

Я попытался последовать ее совету, но ничего не вышло.

– Попробуй за меня. Я тебя послушаю.

– Это уже что-то. – Она снова взяла в руки логарифмическую линейку. – Ну хорошо, я подумаю за тебя и за всех остальных. Ты сказал, что Церера – большая планета, и ты был прав, но ты никогда не пробовал сесть и понять, насколько она большая? Сколько квадратных километров составляет ее поверхность?

– Около миллиона? – предположил я.

– Почти два миллиона квадратных километров. Ладно, слушай внимательно. Возможно, я буду говорить слишком быстро, и ты не сразу все поймешь. Я вычислила, что, по усредненным данным, за эти семь лет в военных действиях здесь принимало участие 75 000 человек ежегодно. Причем вначале солдат было мало, но постепенно их численность выросла до текущих 60 000 с нашей стороны и 60 000 со стороны «Объединенных сил». Каждый раз на смену в окопах заступают 10 000 человек, которые меняются через двадцать четыре дня. Что ты по этому поводу думаешь?

– Расчет довольно верный.

– Эти 10 000 стреляют постоянно, ну или почти постоянно. Мне кажется, что я занижаю данные, но я брала для расчетов половину тех выстрелов, которые они совершают из своих винтовок. Учитывая, что предельная скорость стрельбы у этих винтовок – триста патронов в минуту, предположим, что каждый солдат выпускал в минуту сто пятьдесят пуль. Ты все еще следишь за ходом моих мыслей?

– Продолжай.

– За семь лет, если каждый день выстрелы производили все 10 000 солдат, то – а сейчас приготовься – всего они выпустили пять с половиной триллионов пуль. А теперь ты мне скажи, сколько из этих пуль хоть куда-нибудь попали?

Мне было не по себе. Голова кружилась от того, что по ней много раз били, и от цифр, которые мне меньше всего хотелось услышать.

– Не больше половины.

– Я примерно так