Ираке прошло почти двадцать лет, американские спецслужбы все еще страдали от последствий того фиаско. Возможно, этот скептицизм и обусловил сдержанную реакцию присутствующих.

Самой сложной аудиторией для него стал его самый старый друг в комнате. У канцлера Германии Ангелы Меркель были долгие и сложные отношения с Владимиром Путиным. Поскольку она говорит по-русски, Путин вцепился в нее. Жестоко запугивая ее иногда и пытаясь очаровать в других случаях, Путин однажды воскликнул: " Я ей доверяю. Она очень открытый человек".

Но решение о том, как ее правительство будет вести себя с Россией, на самом деле принимала не она. Меркель собиралась уйти в отставку, и она привела с собой в зал своего вероятного преемника Олафа Шольца.

Чтобы причинить России серьезную боль, Байдену нужно было, чтобы немцы, по крайней мере, пригрозили отказаться от газопровода "Северный поток - 2", строительство которого близилось к завершению и по которому можно было бы ежегодно поставлять пятьдесят пять миллиардов кубических метров природного газа. Это была большая просьба. Байден перепоручил работу по их прессингу Джейку Салливану, который объединился с Борисом Джонсоном.

Но Меркель и Шольц были до безумия уклончивы. Они оба повторяли: "Мы слышим, что вы говорите. Мы должны предотвратить эту катастрофу". Но что это вообще значит?

Салливан считал, что единственная надежда сдержать Путина - а она была невелика - заключается в том, чтобы представить ему конкретные примеры тяжелых экономических последствий вторжения. Но с немецким хеджированием это казалось далеким. Салливан пытался внушить, что пора спешить на боевые позиции, но, кроме британцев, союзники медлили.

 

-

Информация о российском вторжении была настолько разительной, что Салливан решил, что времени у него в обрез. Встретившись с Блинкеном, Остином и остальными членами иерархии национальной безопасности, они решили, что администрация направит в Москву директора ЦРУ Билла Бернса. Пора было дать Путину понять, что США знают о его намерении вторгнуться на Украину. Возможно, отговорить его от задуманного не удастся, но попытаться было необходимо.

Бернс назвал свое задание "короткой соломинкой". Небольшая часть того, что делало его непривлекательным, заключалась в том, что ему нужно было прилететь в Москву 2 ноября, в начале русской зимы. Подлетая к городу, его самолет несколько часов кружил над ним, так как шторм не позволял ему приземлиться. Его рейс был перенаправлен в Латвию, где он два с половиной часа спал в Риге, ожидая прояснения погоды.

Этот климат был хорошо знаком Бернсу. В течение трех лет он служил послом в России. Как никто другой из членов администрации, он был близким учеником Путина и даже мог утверждать, что имел с ним личные отношения. Он понимал психику российского лидера, которую описывал как "дерзкую, раздраженную, обиженную и неуверенную в себе", и имел больше опыта, чем любой другой американец, донося до него жесткие новости.

Другая причина, по которой он оказался в числе жертв, - его неприметность. Он путешествовал налегке. По сравнению с Тони Блинкеном или Ллойдом Остином, его поездки за границу не требовали большой предварительной подготовки, и он никогда не привлекал особого внимания, поскольку его график не был публичным - по крайней мере, в теории.

Именно поэтому на первой из запланированных встреч с Николаем Патрушевым, главой Совета национальной безопасности Кремля, он был ошеломлен присутствием камер. Патрушев был самоуверенной фигурой, продуктом российской службы безопасности, частью давней кабалы своего босса. Он наслаждался искусством троллинга и подвигами партизанской дипломатии, как, например, засадой на Бернса с прессой. Бернс, который вел себя как семейный врач, умел улыбаться и пожимать руки, как будто все событие было заранее срежиссировано.

Но после того как камеры исчезли, Бернс почувствовал, что именно он застал своего коллегу врасплох. Патрушев сказал Бернсу, что он ожидал, что на встрече будет обсуждаться повестка дня следующего саммита Байден-Путин. Казалось, он был искренне ошеломлен тем, что Бернс хотел поговорить об Украине.

Бернс ожидал, что Патрушев будет отнекиваться и отнекиваться перед лицом улик. Поэтому было удивительно, что он не потратил много времени на то, чтобы дать отпор.

"Может быть, в экономическом плане мы все еще догоняем, но наши вооруженные силы модернизированы", - проворчал Патрушев, что показалось Бернсу ужасающим нонсенсом.

Проезжая по городу, Бернс отметил, насколько странной кажется Москва. На улицах не было ни одного пешехода, движение транспорта было непривычно легким. Он прибыл в разгар четвертой и самой страшной волны КОВИДа в стране.

Чтобы оградить себя от вируса, Путин уединился в своем богато украшенном итальянском дворце на берегу Черного моря. Бернс полагает, что COVID стал для Путина бодрящим опытом. В период массовой смертности изолированный автократ начал размышлять о том, что говорят актуарные таблицы о его собственном долголетии.

Отдыхая в своем одиноком великолепии, Путин просматривал учебники по истории России. Всю свою жизнь он утверждал, что испытывает сильное чувство личного предназначения. Но со временем и биографиями царей на его тумбочке он понял, что не дотягивает, особенно , до истинно великих русских лидеров. Что он сделал, чтобы обратить вспять имперский упадок России? За десятилетия его правления не было никаких завоеваний. На фоне Петра Великого его достижения выглядели в лучшем случае ничтожными.

На протяжении десятилетий Бернс наблюдал, иногда своими глазами, как официальные лица допрашивали Путина - и с интересом выслушивал их скептицизм. Но Бернс знал, что теперь такие беседы маловероятны, если не невозможны. Еще до появления COVID ближний круг Путина атрофировался. Теперь его почти не существовало, а это означало, что его мания величия была принята как политика.

Кульминацией визита Бернса в Москву стала запланированная беседа с самим Путиным. По правде говоря, он мог бы с таким же успехом побеседовать с Путиным из своего офиса в Лэнгли, поскольку Путин не принимал личных встреч. Когда, наконец, состоялась запланированная встреча с российским лидером, Бернса привели в комнату в Кремле с телефоном.

Спокойный дипломатический стиль Бернса делал его похожим на открытое окно, высасывающее горячий воздух из комнаты. Он спокойно передал разведданные о готовящемся вторжении и обрисовал суровость санкций, которые введет Запад, чтобы Путин мог точно оценить стоимость своих действий.

По мере того как Путин усваивал послание Бернса, он реагировал на него, не возвращаясь к своему перечню исторических обид и не стуча кулаком по столу об угрозе НАТО.

Вместо того чтобы отрицать свои намерения вторжения, Путин как будто хотел дать Бернсу представление о своем стратегическом мышлении. Он объяснил, что никогда еще условия для завоевания Украины не были столь благоприятными.

Для начала - Владимир Зеленский. Путин сказал, что он