Это было грубое и враждебное замечание, хотя мой тон был нейтральным. Для профессионального психиатра это было почти жестоко. Мне до сих пор стыдно, когда я вспоминаю тот вечер.

Кэти не была истинным нарциссом, хотя несколько завышенная самооценка была ей свойственна. На приемах она часто, хотя и ненавязчиво, показывала свое превосходство над другими, не особенно думая об их чувствах. Она была повседневным нарциссом. Я уверен, что вы встречали много мужчин и женщин, похожих на нее.

Не вполне отдавая себе в этом отчет, я чувствовал себя неудачником в сравнении с ней. Ее легкое хвастовство писательскими успехами разожгло во мне зависть. Как часто бывает с нарциссами, она разворошила мои собственные проблемы и задела мое самолюбие. В поистине нарциссической манере я воспользовался своим профессиональным статусом, чтобы унизить ее. Мой комментарий не имел ничего общего с мужским шовинизмом, все дело было в моем собственном стыде. Я унизил ее, чтобы повысить свою самооценку.

Есть ли у вас подобные болезненные воспоминания? Возможно, у вас есть воспоминание, которое не дает вам покоя; иногда, когда оно приходит на ум, вы обычно оправдываете себя в мыслях, как будто пытаясь доказать невидимому постороннему зрителю, что вам абсолютно не о чем сожалеть и незачем чувствовать вину. Виноват другой человек, и он заслужил то, что с ним произошло. Такие стойкие воспоминания и наша защитная реакция на них часто указывают на бессознательное чувство вины и стыда. Праведность и осуждение, как я уже показал, – это нарциссическая защита, подкрепляющая неуверенность в себе.

Мне понадобился не один год, чтобы полностью понять и признать причины моего поступка. Я долгое время убеждал себя, что всего лишь сказал правду, отрицая, что мои слова были окрашены неприязнью. Когда же я наконец заставил себя принести извинения, они были половинчатыми. Стыд – это мучительная, часто невыносимая эмоция. Если бы я лучше понимал себя, я бы ответил Кэти так, чтобы не задеть ее «драгоценную гордость» и сохранить собственное самоуважение.

Этой историей я хочу показать: чтобы справиться со знакомым нарциссом, зачастую приходится бороться с собственными нарциссическими слабостями. Когда самозваный победитель заставляет вас чувствовать себя неудачником, вы можете попробовать поменяться ролями, чтобы укрепить собственную самооценку. Можете только защищаться, но от этого вы потом чувствуете себя только хуже. Можете дать слово своей зависти или выразить презрение, одновременно оправдывая себя.

Короче говоря, для того чтобы справиться с нарциссическими чертами в других людях, часто бывает необходимо примириться с нарциссом, которого вы знаете лучше всех, но, вероятно, хуже всех понимаете.

С тем, кого вы видите в зеркале.

Когда я впервые задумался о том, что напишу в этом разделе, то вспомнил книгу, которую часто читал моим троим детям. Возможно, вы ее знаете – «Если дать мышонку печенье»[39]. В этой истории одно действие порождает другое, выстраиваясь в неожиданную, но логичную последовательность событий. Если дать мышонку печенье, он захочет пить, поэтому он просит стакан молока, а затем соломинку, чтобы его выпить, и т. д.

Рождение этой книги представляется мне такой же длинной цепью событий: одно влекло за собой другое и неожиданно, но неумолимо превратилось в книгу, которую вы только что закончили читать.

Мои родители дали мне жизнь и приличное воспитание, за что я им благодарен, но, если бы они немного лучше справились со своей задачей на эмоциональном фронте, я бы не провел 13 лет на кушетке психоаналитика Майкла Иэна Пола. Доктор Пол буквально спас мне жизнь и научил меня большей части всего, что я знаю о психотерапевтической практике. Я бы никогда не стал психоаналитиком, если бы меня не вдохновил его выдающийся пример.

Если бы я не поступил на отделение по изучению психоанализа, я бы никогда не подружился с Томом Грантом (давно умершим от рака почки) и его женой Энн Глассер, тоже будущим психоаналитиком. Во время кризиса в моей личной жизни много лет спустя мы с Энн начали обсуждать то, что она узнала о стыде от своего научного руководителя, Джима Окленда. После смерти Тома Энн последовала за доктором Оклендом из Лос-Анджелеса в Сиэтл, где открыла практику и позже снова вышла замуж.

Многочисленные беседы с Энн о бессознательном стыде и защите от него произвели революцию в моей личной и профессиональной жизни. Идеи доктора Окленда в пересказе Энн Глассер оказали глубокое влияние на мою работу и легли в основу этой книги. Кажется странным, что я стольким обязан тому, с кем встречался всего один раз – несколько лет назад, когда он жил в Лос-Анджелесе.

Если бы Том был жив и женат на Энн и оба они практиковали в Лос-Анджелесе, я бы наверняка по-прежнему жил там; мы были близкими друзьями и тесно общались как профессионалы, помогая друг другу рекомендациями. Смерть Тома и переезд Энн значительно повлияли на мое окончательное решение покинуть Лос-Анджелес и перевезти семью в Чапел-Хилл.

Если бы я не переехал в Чапел-Хилл, я бы не попал на курсы писательского мастерства Лорел Голдман, куда хожу уже 15 лет каждый четверг. Я бы никогда не познакомился с лучшим преподавателем литературного мастерства и не узнал самых восприимчивых и глубоких авторов из числа мной встреченных: Кристину Аскунис, Анджелу Дэвис-Гарднер, Питера Файлина и Пегги Пейн. В процессе моей работы над этой книгой эти друзья и коллеги-писатели слушали каждое мое слово. Они оказывали мне поддержку и заражали энтузиазмом, предлагали зачастую блестящие идеи и оказали огромную помощь в совершенствовании моей работы. Мне нравится думать о «Нарциссе» как о нашем общем достижении.

Изначально я намеревался написать книгу о стыде, но все литературные агенты, с кем я связался, сказали мне, что книгоиздателям эта идея не понравится. Если бы мне не отказали везде, я бы не изменил курс и не написал книгу о нарциссизме. Мой старший сын Уильям давно призывал меня написать работу о нарциссизме знаменитостей.

Если бы несколько лет назад Уильям также не настоял, чтобы я завел блог, – в один роковой день в Колорадо, я бы так и не создал онлайновую «платформу», помогающую мне знакомиться с издателями.

Благодаря ей я подписал контракт с Touchstone Books.

Если бы я не нанял отличного публициста Шэрон Байэлли для продвижения моей предыдущей книги – «Почему я так поступаю?» – меня бы никогда не опубликовали в The Atlantic. Когда я писал ту статью о Лэнсе Армстронге[40], она познакомила меня с редактором Джеймсом Хамблином, который опубликовал многие из моих статей в их онлайн-рубрике, посвященной медицине.

Если бы я не написал такого ужасного романа несколькими годами ранее, мой бывший литературный агент не порекомендовал бы меня внештатному книжному редактору Эмили Хекман, с которой я вновь связался еще на стадии разработки синопсиса этой книги в 2013 г. Бывший главный редактор Pocket Books и соавтор около девяти книг, Эмили была изобретательна в критике создаваемого синопсиса, придумывала нетривиальные идеи и с энтузиазмом поддерживала меня. Она сыграла огромную роль в том, какую форму обрела эта книга. В процессе работы она тоже стала мне близким другом.