прочили Шарлотту Вольфенбюттельскую, в ту пору тринадцатилетнюю девочку, и 11 апреля 1710 года брачный контракт был действительно подписан[59]. В ту же пору решилась и судьба Анны.

О том, что ее планируют выдать замуж, она узнала от матери. Именно царице Прасковье разрешили выбрать, которая из дочек отправится в герцогство Курляндское. Поскольку Екатерину мать любила больше и не хотела отпускать от себя, а Прасковью, как мы помним, не считали достаточно «годной» для брака, оставалась только Анна. С ее помощью Петр I намеревался упрочить положение России в немецкой стороне.

Невеста и новоявленный жених обменивались вежливыми письмами, из которых сохранилось одно, написанное Анной:

«Я с особенным удовольствием узнала об имеющемся быть, по воле Всевышнего и их царских величеств… браке нашем. Уверяю Ваше высочество… что при первом сердечно желаемом… личном свидании представляю повторить лично… быть вашего высочества покорнейшей услужницею».

Но то официальная переписка: никак иначе общаться друг с другом эти двое просто не могли. А на улицах Петербурга тем временем затягивали грустную песню о девушке, которую ждет расставание со всем, что ей дорого:

–  Ох ты ж не выдавай меня, дядюшка,

царь-государь,

В землю чужую, землю нехристианскую.

Выдавай меня, царь-государь,

За своего генерала, князь-боярина…

Старше невесты всего на год, Фридрих III герцог Курляндский пережил трудное детство – ему пришлось бежать под защиту дяди, когда шведы оккупировали его земли. Затем несколько лет он обитал у прусского короля и в этом состоянии гонимого зайца провел целых восемь лет. Россия была для него шансом обрести реальную власть в герцогстве. Он не просто брал в жены русскую царевну – он обеспечивал будущее себе и своим детям. По крайней мере, именно об этом шла речь между ним и императором Петром I. Как в Средневековье бароны попадали под вассальную зависимость более сильного правителя, так и герцог Курляндский был готов стать лояльным для Петербурга в обмен на спокойствие в пределах своих границ.

Он был слаб и жалок. Невеста не впечатлилась, увидев его. Однако вопрос был уже решен. И 31 октября 1710 года Анну и Фридриха обвенчали в Петербурге. Церемония состоялась во дворце ближайшего сподвижника Петра, «Алексашки» Меншикова, и там же устроили пир. Предполагалось, что молодые в самое ближайшее время отправятся в свои владения, всего после пары месяцев полагающихся случаю торжеств.

Так и вышло: в первых числах января 1711 года Анна, герцогиня Курляндская, вместе с мужем и свитой выдвигалась на запад. Она простилась с матерью, дядей и сестрами и, стараясь не дать воли слезам, села в свой экипаж. Всего лишь два дня спустя Анна достигла Дудергофской мызы, где ее мужу стало нехорошо. И как раз там Фридрих III скончался.

Одна из самых распространенных версий – физически слабый герцог не выдержал изобильных возлияний. Еще в Петербурге он пристрастился к крепкому алкоголю, и дня не проходило, чтобы он не приложился к чарке, а перед отъездом тоже изрядно набрался. Говорили, что ему вздумалось проверить, насколько силен «в питии» государь-император. В пути его тоже потчевали, поэтому-то на постоялом дворе сердце герцога не выдержало. Семнадцатилетняя герцогиня потеряла мужа, не успев его толком обрести.

Она поехала назад, в Петербург. Тайно ликуя? Или опасаясь, что теперь ее ожидают монастырские стены? Петр позволил Анне оплакать мужа – официальный траур длился не менее года – но после этого поставил вопрос ребром. Он выдавал ее замуж не ради личного счастья, но ради семейных и государственных интересов. Племянница была ему нужна в Курляндии, а не в столице. Анне было приказано готовиться к отъезду в 1712 году. Курляндская сторона получила от императора предписания о том, как надобно встретить и разместить вдову их герцога. Отправляя Анну Иоанновну на запад, Россия показывала, что ее интересы в этом регионе оставались неизменными.

Отвечать головой за содержание и размещение Анны поручили графу Петру Михайловичу Бестужеву-Рюмину. Петр I не доверял местной знати. Более того, он уже имел представление о том, что творилось в Митаве: герцогский дворец в отсутствие хозяина был разграблен и осквернен. Не имея возможности поселиться в зловонных руинах, Анна нашла приют в доме бюргера.

Анна ехала в Курляндию как «княжна на продажу» – она обеспечивала интересы своей страны и должна была безропотно покориться местным порядкам. Но оказалось, что она приехала… полновластной повелительницей своей жизни. Муж не довлел над нею. Семья Романовых была далеко. Управлять герцогством не было надобности – с этим прекрасно справлялись родственники ее покойного мужа.

Невеселая царевна, всегда на вторых ролях после яркой старшей сестры, смогла расправить крылья. Да, Митаве не хватало блеска Петербурга. Но зато никто не указывал Анне, что ей делать.

«Герцогиня – женщина живая и приятная, хорошо сложенная, недурна собой, – писал придворный Берхгольц, – держит себя так, что чувствуешь к ней почтение».

Двадцать с небольшим! Вдова, которая и понять-то не успела, что значит супружеская жизнь! Конечно, сердце требовало любви! Граф Бестужев-Рюмин стал ее «милым другом» в ту непростую пору. Об этом полетели депеши в Петербург, и вот уже мать, которая только что благословляла Анну в дальнюю дорогу, стала требовать от Петра I вмешаться в эту скандальную историю.

Другая бы многозначительно приподняла бровь: что? Мать беспокоится о ее нравственном облике? Прасковья Федоровна, с ее любовью к горячительным напиткам и управляющему Василию Юшкову? Но Анна всполошилась. По счастью для нее, государь ограничился тем, что разрешил прислать в Митаву дядю герцогини, Василия Салтыкова. Тому надлежало как следует во всем разобраться и отписать в Петербург.

Они не поладили с первого взгляда – Салтыков, приехавший указывать, кому и где следует находиться, и граф Петр, обласканный самой герцогиней. Неудивительно, что в Петербурге историю взаимоотношений Анны и Бестужева-Рюмина представили в самом скандальном, самом некрасивом свете. Царица Прасковья чувствовала себя оскорбленной: не для такой роли она готовила дочь! Чуть-чуть сглаживала острые углы императрица Екатерина, супруга Петра I. Будучи женщиной из низов, пробившейся наверх – не в последнюю очередь благодаря амурным похождениям! – бывшая Марта Скавронская жалела Анну и старалась ей помочь. Отношение к ней казалось ей чрезмерно строгим, несоизмеримым со вменяемой ей виной. А чем еще должна была заняться молодая, здоровая, привлекательная вдовая женщина, если не любовью?

Ей всегда хотелось получить материнскую похвалу, но с этим у царицы Прасковьи было туго. Она радостно расточала любезности Екатерине, а вот с Анной была требовательна до крайности. (Нередкий случай в царственных семьях. Австрийская императрица Мария-Терезия души