июле 1739 года состоялось венчание, а годом позже на свет появился сын этой пары, названный в честь прадеда Иоанном. В этот момент Анна Иоанновна посчитала, что выполнила свой долг перед престолом – после чехарды на троне вырисовывался более-менее понятный порядок наследования. Иоанн был прямым потомком Романовых, причем от старшей ветви, от Иоанна V.

Однако императрица не могла знать, что после этого ей будет отмерено так мало времени. Уже осенью того же года она почувствовала недомогание. Потом потеряла сознание во время обеда. События развивались стремительно – уже три дня спустя Анне Иоанновне намекнули, что надобно составить завещание. Приговор медиков она выслушала, стиснув зубы. Иоанн Антонович, младенец нескольких месяцев от роду, назначался ею преемником. Но при регенте, Эрнесте Иоганне Бироне. Узнав получше свою племянницу, императрица не надеялась на ее здравый смысл. Не было надежды и на силу воли Антона Ульриха. Эти двое в конечном счете были нужны лишь для технической стороны вопроса – как «производители» будущего государя. С этими мыслями 17 октября 1740 года Анна Иоанновна скончалась.

Опытный царедворец Бирон – вот незадача! – не смог переиграть Анну Леопольдовну. Где-то он недооценил ее, обратившуюся за поддержкой к фельдмаршалу Миниху. Свержение Бирона стало, по сути, первым шагом к свержению самой Анны Леопольдовны. Но она тогда об этом не знала. Она думала о любимом Линаре, вызванном из Саксонии в качестве посланника. Только теперь он должен был навечно оставаться подле нее… женившись на ее подруге, на Юлии Менгден. Мориц Линар в Дрездене просил соизволения перейти на русскую службу, Анна Леопольдовна в Петербурге придумывала, как будет проходить свадьба ее драгоценного Линара и Юлии… В ночь с 5 на 6 декабря 1741 года этой беспечностью воспользовалась цесаревна Елизавета Петровна, дочь Петра Великого. Брауншвейгское семейство было лишено трона под громкие приветственные возгласы полков. Поначалу поверженным даже разрешили покинуть Петербург…

Но Елизавете быстро указали – так нельзя! Соперники по трону могут собрать силы и вернуться! Не сами, так им помогут! Оттого-то Анну Леопольдовну с мужем и детьми срочно взяли под стражу, поскольку до границы империи они добраться не успели… С ноября 1744 года их постоянным местом жительства стали Холмогоры[60].

Их быт обустроили предельно скромно. Ни шелковых платьев, ни дорогой мебели, ни изысканных яств. Елизавета Петровна настаивала, чтобы дети (а вскоре их стало уже пятеро) не подозревали о своем высоком происхождении. Их должны были воспитывать словно крестьян. Впрочем, о воспитании пришлось заботиться только Антону Ульриху – его супруга скончалась после рождения последнего ребенка, мальчика Алексея.

Екатерина Антоновна, старшая из княжон, говорила с трудом – она была глухой. По одной из версий, девочка родилась такой. По другой – ее уронили неосторожные няньки, отчего она получила травму, приведшую к потере слуха. Возможно, таким было осложнение после простуды. Горькая ирония судьбы! Ни у Елизаветы Петровны, ни у Анны Иоанновны собственных детей не было. Анна Леопольдовна родила пятерых, способных править и заключать династические браки. Но этих детей держали в черном теле, даже кормили скудно. К своему восемнадцатилетию девушки лишились половины зубов…

Поначалу об их судьбе велись споры: отослать в Сибирь? Или сжалиться, дать им шанс уехать? Уморить? Елизавета Петровна не хотела брать такого греха на душу – дети же. Антон Ульрих, по большому счету, тоже ни в чем не был повинен перед ней. Его краткое пребывание у вершины власти никак не задело цесаревну. Холмогоры выбрали неким компромиссным вариантом: в пределах архиерейского дома и сада можно было свободно гулять. За его пределами – уже никак. Не тюрьма, но и не воля.

Старшая княжна с сестрой, отцом и братьями объяснялась жестами. Звуки у нее получались тягучие, словно пробивавшиеся сквозь преграду.

«Она понимает своих домашних по одному только движению губ и отвечает им быстро», – свидетельствовал Алексей Мильгунов, архангельский губернатор.

В Петербурге о брауншвейгском семействе говорить было не принято. Опасаясь, что детей могут использовать как предлог для захвата власти, императрица Елизавета держала в тайне даже факт их рождения.

И все же, несмотря на ее старания сделать их невидимыми, герцог Антон Ульрих сумел обучить детей и грамоте, и письму. И рассказал им, кто они. Он же вырезал для дочек и сыновей игрушки из кусочков дерева, словно обычный крепостной. А при Екатерине II герцогу дали возможность выбора. Он мог в любой момент уехать на родину. Однако детей следовало оставить в России.

Возможно, Анна Леопольдовна удивилась бы такой твердости своего мужа – однако Антон Ульрих наотрез отказался бросать детей. И его земной путь завершился в архиерейском доме Холмогор в 1774-м. А всего шесть лет спустя датская и русская стороны начали переговоры об освобождении брауншвейгских узников.

Датская королева Юлианна-Мария приходилась родной сестрой Антону Ульриху. Соответственно, Екатерина и Елизавета, Петр и Алексей были ей племянниками. Про Иоанна речи не шло. Императрица Екатерина II настаивала, что все четверо должны поселиться в максимальной удаленности от крупных городов. Лучше всего – в Норвегии. На это другая сторона вежливо возразила, что практически все норвежские селения находятся в непосредственной близости от портов. Детям покойного Антона Ульриха обещали выделить подходящее место для жительства в Дании.

Посланники императрицы Екатерины Второй пришли в ужас от диковатого вида княжон и князей. Опасаясь, что может случиться дипломатический скандал – племянники датской королевы всем своим видом доказывали, что содержали их дурно, – императрица повелела «замести следы». Последовало распоряжение: одеть их должным образом – для чего были присланы платья и туфли, шляпы и накидки. Княжны и два великих князя не верили, что обретают свободу, и жадно разглядывали все новое, что теперь окружало их. Взрослые уже, они вели себя словно малыши. 30 августа 1780 года дети Антона Ульриха и Анны Леопольдовны оказались в Копенгагене. По сути, чтобы сменить одну неволю на другую. Поселив их в Хорсенсе, любящая тетя-королева ни разу не приехала повидаться.

Ненужные княжны получили приют, а содержание оплачивала Россия. По 8 тысяч рублей на каждого члена семьи. Два года спустя Петербург уже присылал деньги для троих – умерла Елизавета. Еще пятью годами позже не стало младшего из узников, Алексея. В 1798 году в живых осталась одна глухая Екатерина.

Никто из них не вступил в брак – это оговаривалось специально и отдельно. Их заточение было частью определенного спектакля: Екатерина II максимально удаляла из России конкурентов на трон, а кровная родня проявляла сострадание и восстанавливала репутацию – не мог же сгинуть просто