раз по этой причине Александру Васильевну Энгельгардт многие считали дочерью императрицы от Сергея Салтыкова.

Была и еще более причудливая версия ее происхождения: якобы Александра появилась на свет в покоях Екатерины Алексеевны и была заменена на мальчика. Потому что России требовался престолонаследник! Замуж она вышла за коронного гетмана польского, графа Браницкого, и была буквально осыпана щедрыми подношениями ко дню свадьбы. Только деньгами за Санечку давали 600 тысяч рублей – почти как за великую княжну! Однако не будем забывать – Александра Энгельгардт была племянницей Потемкина, человека, мягко говоря, небедного. Она успела побывать фрейлиной императрицы, заслужила ее горячую любовь, а к своим близким Екатерина II всегда относилась очень трепетно.

Итак: дочерей с Петром III у Екатерины не было. Относительно бастардов – остались только недомолвки. А вот законными внучками ее судьба не обделила. Вторая невестка, Мария Федоровна[62], была столь плодовита, что императрица ворчала: «Девок больно много, всех замуж не выдать». На самом деле нежнейшая бабушка души не чаяла в отпрысках своего сына. И если его самого ей воспитывать не пришлось (Елизавета Петровна не поощряла слишком тесное общение матери и великого князя Павла), то с внуками императрица взяла свое. Она была заботливой бабушкой. Любящей.

«По правде, я больше люблю мальчиков», – писала императрица Екатерина II. Но ее сердце не устояло перед малышкой Александрой, появившейся на свет 29 июля 1783 года. Правда, произошло это не сразу. «Ни рыба ни мясо», – разочарованно высказалась Екатерина о девочке, когда ей исполнилось два года. Да и внешние данные великой княжны огорчали императрицу: «Существо очень некрасивое, особенно в сравнении с братьями».

Имя девочке дали в честь старшего внука, а шестью годами позже императрица уже гордо рассказывала барону Гримму:

«Сделала удивительные успехи: похорошела, приняла такую осанку, что кажется старше своих лет. Говорит на четырех языках, хорошо пишет и рисует, играет на клавесине, поет, танцует, учится без труда и выказывает кротость характера».

Отныне отзывы великой бабушки были только хвалебными: она и умница, и не плачет почти, и любит ее больше остальных. Александра, на самом деле, была по-детски очень привязана к Екатерине II. Императрице нравилась ее серьезность, собранность и готовность к учебе. Воспитательницы, Шарлотта Карловна Ливен и Елизавета Вилланова, не могли нарадоваться на столь прилежную ученицу. Глядя на эту юную девушку, императрица, возможно, вспоминала саму себя: ведь ее судьба сложилась во многом потому, что она хотела и старалась учиться! С одиннадцати лет Александре начали присматривать мужа, и в этом вопросе императрица была на редкость категорична:

«Женихов придется поискать… Безобразных не нужно, дураков тоже. Но бедность – не порок. Хороши они должны быть и телом, и душой».

Обжегшись в юном возрасте, когда ее выдали за великого князя Петра Федоровича, не пыталась ли императрица избежать ошибок Елизаветы Петровны? Только «хороши они должны быть» – ставились ею на первый план, раньше государственных интересов.

Мать отмечала, что Александра прекрасно рисует и лепит из воска. Языками она владела в совершенстве, так что в журнале «Муза» за 1796 год были опубликованы два ее перевода с французского языка. Добавим к этому безупречные манеры и редкостную миловидность: темные глаза и светлые волосы. «Всем хороша наша княжна!» – довольно восклицала бабушка.

Ей предназначали престол. Ни больше ни меньше – шведский. В Стокгольме на трон взошел юный правитель Густав IV Адольф, но идею о том, чтобы породниться с Романовыми вынашивал еще его отец. Нет точных сведений, кто первым выказал стремление к этому союзу, но обе стороны проявили себя как очень заинтересованные. Посланник от Швеции, граф Стенбок, начал вести предметные переговоры о браке Александры со своим господином в 1793 году.

«Дело почти решенное, – писал в своих мемуарах современник императрицы Екатерины II, – юную великую княжну предназначают шведскому королю, отчего ее высочество начали обучать языку ее будущего мужа».

Но великие планы не всегда строят сами короли. Поступками Густава IV Адольфа – в силу его малолетства – управлял в ту пору регент. И далеко не все, что требовала русская сторона, казалось ему приемлемым. Нетрудно догадаться, что стало главной точкой преткновения? Вероисповедание. Великая княжна Александра Павловна, даже став шведской королевой, не должна была переходить из православия в другую веру.

Несговорчивость Петербурга подтолкнула регента к поиску альтернативной кандидатуры. Для Густава подыскали принцессу Луизу Мекленбург-Шверинскую и 1 ноября 1795 года даже объявили о помолвке. Императрица Екатерина II писала барону Гримму, что для короля нашли на редкость безобразную невесту, которая уступала великой княжне и в уме, и в красоте, и в приданом. На самом же деле это было проявление досады – принцесса Луиза не блистала, но и уродливой ее никто бы не назвал. Русская государыня сожалела о столь выгодном и крайне нужном империи союзе… Ведь Россия и Швеция столько раз сталкивались на море! Теперь был шанс уладить все противоречия в брачной постели.

Начались политические маневры: в Стокгольме действовал посланник Екатерины, умело настраивающий советников короля против брака с Мекленбург-Шверинской претенденткой, на пограничные с Швецией земли выдвинулся Александр Суворов. Уверяли, что военачальник просто проверяет, в каком состоянии крепости вблизи границы, да хватает ли в них припасов и вооружения. Косвенные сигналы были поняты правильно – Густав IV Адольф отказался от помолвки с принцессой Луизой, и сразу после этого начался новый виток переговоров с Петербургом.

Императрица была уверена, что личная встреча с Александрой поможет королю сделать окончательный выбор, и шведского государя пригласили в столицу России. Расчет оказался верным – девушка понравилась Густаву. В августе 1796 года король просил руки великой княжны, и ему ответили «да».

Религиозный вопрос обсуждался долго и мучительно. Швеция настаивала, что супруги должны принадлежать к одной вере. 6 сентября удалось достичь согласия, и на 11-е число назначили помолвку. Но при подписании брачного договора выяснилось, что тот самый важный пункт, который Россия оговаривала особо, просто исключен!

Густав IV Адольф упрямился и отказывался вернуться к первоначальному плану – разрешить жене свободу вероисповедования. Его буквально умоляли одуматься, но он лишь заперся в своих покоях. А в другой части дворца бледная и дрожащая невеста, убранная бриллиантами и в роскошной парче, заламывала руки и не знала, как ей себя вести. Это бедное дитя никак не могло повлиять на ситуацию, отчего ее участь была еще горше. На протяжении четырех часов великая княжна Александра ждала, когда ее вызовут в зал для оглашения помолвки, но ей сообщили, что свадьбы не будет.

Напряжение сказалось в первую очередь на