виде которых, если когда-либо она повторится, никто не ошибется, имея уже хоть кое-какие предварительные сведения: ведь я сам болел и лично наблюдал других в той же болезни». Полна драматизма история Сицилийской экспедиции, предпринятой афинянами для завоевания хлебородных земель Сицилии и окончившейся неслыханной катастрофой. Афинский флот был потоплен, стратеги казнены, все уцелевшие афиняне проданы в рабство в сицилийские каменоломни. Фукидид характеризует это событие, как «самое славное для победителей и самое плачевное для побежденных».

Спорным остается и поныне вопрос о тех условиях, в которых создавалось сочинение Фукидида, и о причинах его незавершенности. Некоторые противоречия в содержании, несоответствие отдельных частей и их неравномерность, необъяснимое отсутствие прямых речей в последних книгах, и ряд других особенностей связаны с вышеуказанными нерешенными проблемами. Но авторский замысел вопреки всему остается единым. Подобным же образом при всем стилистическом различии разных частей фукидидовского сочинения его стиль един, хотя в глазах позднейших ценителей последующей аттической прозы он лишен основных достоинств последней — закругленной плавности и прозрачной ясности. В повествовательных частях рассказ Фукидида краток и прост, однако в речах раскрывается все своеобразие фукидидовской прозы, полной сложных антитез, которые нарушают ритм периода и мешают следить за мыслью автора. Мысли же, в свою очередь, переплетаются с вариантами различных словесных форм, из которых писатель отдает предпочтение именным перед глагольными и питает особое пристрастие к абстрактным выражениям. Даже Цицерон при всем своем преклонении перед Фукидидом отмечал малодоступность его речей, для понимания которых требовался комментарий.

После Фукидида, которого уже современники признали непревзойденным историком, никто уже не обращался к истории Пелопоннесской войны. Однако многие считали для себя лестным выступать в роли его последователей и продолжателей и начинали свои произведения с того места, на котором оборвалось изложение Фукидида.

Первым таким продолжателем стал афинянин Ксенофонт (ок. 430—355 гг. до н. э.), начавший свою «Греческую историю» словами: «А после этого...». Но во всем остальном между Ксенофонтом и Фукидидом гораздо более различия, чем сходства. Идеалы афинской демократии были чужды и враждебны Ксенофонту, убежденному спартанофилу и аристократу. Юношей Ксенофонт покинул Афины, чтобы вступить наемником в армию Кира Младшего, выступившего против своего брата, персидского царя. После неожиданной гибели Кира Ксенофонт направился в Спарту, где увлекся военными планами царя Агесилая. Спартанцы щедро вознаградили Ксенофонта, подарив ему имение, в котором он прожил около 20 лет, занимаясь конным спортом, охотой, сельским хозяйством и сочинением книг. Эта идиллическая жизнь была прервана войной, вынудившей Ксенофонта бежать в Коринф. Дальнейшая его судьба известна очень плохо.

Ксенофонт писал очень много. Для нас особый интерес представляют его исторические труды, среди которых первое место занимает «Анабасис» — своеобразный военный дневник участника похода Кира. Говоря о себе в третьем лице, Ксенофонт рассказывает, как Кир, набрав войско в приморской части Малой Азии, двинулся на восток вглубь страны[88]. Недалеко от Вавилона, где войско Кира встретилось с царской армией и одержало победу, Кир погиб. Все его персидские отряды перешли на сторону царя, а греческие стратеги были вероломно захвачены и казнены. Десятитысячный греческий отряд оказался среди врагов без командиров, в состоянии полной растерянности. Тогда Ксенофонт взял на себя инициативу и повел своих соотечественников обратно в Элладу. Много лишений и невзгод выпало на долю отступавших, пока после долгих и мучительных переходов через горные кряжи Курдистана и Армении греки впервые заметили на горизонте море, показавшееся им приметой желанной родины: «На пятый день они пришли на гору по имени Фехес. Когда солдаты авангарда взошли на гору, они подняли громкий крик. Услышав этот крик, Ксенофонт и солдаты арьергарда подумали, что какие-то новые враги напали на эллинов спереди, тогда как жители выжженной области угрожали им сзади, и солдаты арьергарда, устроив засаду, убили несколько человек, а нескольких взяли в плен, захватив при этом около 20 плетеных щитов, покрытых воловьей косматой кожей. Между тем, крик усилился и стал раздаваться с более близкого расстояния, так как непрерывно подходившие отряды бежали бегом к продолжавшим все время кричать солдатам, отчего возгласы стали громче, поскольку кричащих становилось больше. Тут Ксенофонт понял, что произошло нечто более значительное. Он вскочил на коня и в сопровождении Ликия и всадников поспешил на помощь. Скоро они услышали, что солдаты кричат «Море, море!» и зовут к себе остальных. Тогда все побежали вперед, в том числе и арьергард, и стали гнать туда же вьючный скот и лошадей. Когда все достигли вершины, они бросились обнимать друг друга, стратегов и лохагов, проливая слезы. И тотчас же, неизвестно по чьему приказу, солдаты нанесли камней и сложили большой курган».

Ксенофонт — не философ. Труды его не глубоки по содержанию, а сам он по своим взглядам и воззрениям находится на уровне современных ему обывателей. В каждом событии он ищет волю божества, раскрываемую в оракулах или других божественных знамениях, и твердо верит, «что боги не оставляют без возмездия творящих безбожные и богопротивные дела». По своим политическим взглядам Ксенофонт примыкает к тем, кто ориентируется на монархию. Подобные взгляды были довольно распространены в IV в. Но Ксенофонту они позволили с особым пристрастием искать образцовых идеальных правителей среди деятелей прошлого, свободно обращаясь с историческими фактами и подчиняя их своему замыслу. Так было написано «Воспитание Кира» — история Кира Старшего, своего рода древнейший исторический роман, в котором вопреки исторической правде создается образ идеального монарха, ставшего таковым вследствие разумного воспитания. Среди различных эпизодов, которыми изобилует этот труд, заслуживает особого внимания назидательная новелла о верной жене Панфии, предвосхищающая подобные высокопатетические любовные истории, широко распространенные в эпоху эллинизма. Пристрастие Ксенофонта к Спарте нашло свое выражение в «Греческой истории», в «Агесилае» — энкомии, т. е. хвалебной речи в честь столь любимого писателем спартанского царя, в «Лакедемонской политии» — трактате, восхваляющем государственное устройство Спарты. В юности Ксенофонт был учеником философа Сократа. Воспоминания об этом отражены в его «Сократических сочинениях», которые, не отличаясь особой глубиной, содержат главным образом практические наставления.

Позднейшая слава Ксенофонта намного опередила его реальные заслуги. Его называли «аттической пчелой», хотя язык его уже не был образцовым для классической аттической прозы. Читатели восхищались плавностью и предельной ясностью его языка и изяществом его мыслен. Впоследствии высокую оценку заслужили военные познания Ксенофонта. Однако главным достоинством его как писателя и историка навсегда останется создание литературного портрета.

Прочие историки IV в. до н. э. чаще считали себя последователями Фукидида, чем Геродота. Но даже в трудах наиболее талантливых из них заметно стремление к риторичности, драматизации и ложной аффектации (Феопомп, Оксиринхский аноним, Эфор). «История»