— И вряд ли покинет, пока не получит известий о моей решительной победе, — печально вздохнул верховный лорд-адмирал.

При первой же возможности он написал Генриетте о печальной участи Монтегю и мог надеяться, что Её Величество приложит все силы, чтобы её секретарь отделался только лёгким испугом.

Успокоив таким образом свою совесть, Бэкингем обратил всю энергию на ведение войны. Но, увы! Маршал де Туара, у которого всё ещё оставались припасы, не соглашался сдаться, а штурмовать неприступный Сен-Мартен с такими силами, которые были в распоряжении министра, было сущим безумием. Оставалось ждать подкрепления из Англии, которое, как обещал король Чарльз в каждом своём письме, должно было скоро прибыть.

Но шли дни, недели, месяцы, а обещанный флот так и не показывался на горизонте. Весь август и сентябрь прошли в переписке Бэкингема с королём и его министрами. Герцог получил в ответ великое множество извинений, оправданий и заверений короля в его неизменной милости и дружбе, но это было совсем не то, на что он рассчитывал.

— Разумеется, я счастлив получить от Его Величества все эти любезности, но, чёрт возьми, я бы предпочёл деньги, людей и провизию! — вне себя от ярости воскликнул Верховный лорд-адмирал.

Такому раздражению была ещё одна причина — с отъездом герцога в королевском семействе наконец-то наступил мир и полная гармония, и счастливый король конечно же поделился своей радостью с другом.

— Теперь мне понятны причины саботажа! — орал герцог, мало заботясь тем, что его могут услышать посторонние. — Конечно, поставщики и палец о палец не ударят, если Его Величество нежится в постели с женой вместо того, чтобы самому надзирать за отправкой флота!

Виконт Пурбек, который, к счастью, стал единственным свидетелем недовольства брата, тоже не стал молчать.

— Оставь в покое короля, — возмутился он. — Он заслужил своё счастье.

— А я? — печально вздохнул Бэкингем, которому казалось, что весь мир объединился против него.

Правду говоря, герцогу было не до амуров. Ларошельцы сговаривались с кардиналом Ришелье за его спиной, и только непомерные требования французского министра, что твёрдо решил покончить с гугенотским самоуправлением, заставило их всё же согласиться на союз с англичанами.

Итак, неуступчивость господина Ришелье позволила Бэкингему разместить тысячу раненых англичан на постой в городе, и ещё пятьсот ларошельцев пополнили собой английское войско. Эта добрая весть совпала с другой: герцогу де Роану наконец удалось поднять восстание на юге. И если бы в этот момент появился обещанный Его Величеством флот, Бэкингему несомненно бы удалось достигнуть поставленной цели.

Но, увы! Чуда не произошло, и, учитывая плачевное состояние армии, страдающей от недостатка продовольствия и дизентерии, Бэкингем созвал военный совет, на котором единогласно было принято решение снять осаду фортов и возвращаться в Англию.

Через два дня совет передумал: граф де Туара, который со своими солдатами уже съел продовольствие, всех лошадей и уже испытывал недостаток в пресной воде, наконец-то прислал парламентёров, чтобы обсудить условия сдачи фортов.

Кардинал Ришелье нервно мерил шагами морской берег. За ним на почтительном расстоянии следовала его свита, не желая попасть под горячую руку министра, который сегодня был в скверном расположении духа. Один отец Жозеф серой тенью скользил за его высокопреосвященством.

— Тот солдат, который сегодня прибыл от Туара, чудом проскользнув через английский заслон, сказал, что, если через два дня не подоспеет помощь, маршал сдастся на милость англичан, — проговорил Ришелье, спиной чувствуя присутствие капуцина. — А как я могу послать ему эту помощь, если проклятый Бэкингем окружил оба форта настоящей плавучей крепостью? А у меня нет флота, способного сражаться с английскими кораблями. Правда, Филипп Испанский приказал инфанте Изабелле предоставить в наше распоряжение несколько галеонов, но Нидерланды так торопятся выполнить его приказ, что скорее рыба запоёт, чем я дождусь прибытия подмоги.

— Море волнуется, — сказал отец Жозеф, внимательно рассматривая тучи, собирающиеся на горизонте. — В воздухе пахнет бурей.

Эти безобидные слова показались Ришелье столь неуместными в такой момент, что он не удержался от сарказма.

— Да вы поэт, святой отец! — ехидно заметил он. — Что ж, если Бэкингем одержит победу, сочините эпитафию на мою могилу.

— Не одержит, — уверенно проговорил капуцин, подставляя лицо встречному порывистому ветру. — Флот Холланда, который вопреки нашим проискам, уже готов тронуться в путь, прочно заперт в порту непогодой. А ночью и здесь будет шторм.

И увидев, что Ришелье так ничего и не понял, успокоительно похлопал его по плечу.

— Подождём до завтра. Небо на нашей стороне!

* * *

Отец Жозеф оказался прав — ночная буря разметала линию английских кораблей, блокировавших доступ к Сен-Мартену с моря. Когда Бэкингему доложили об этом, он почувствовал, как нехорошее предчувствие ледяной рукой сжало его сердце.

— Ришелье уже нет необходимости ломать себе голову, как бы прорвать наши заграждения, так как непогода всё сделала за него. Все на корабли! Если французы собираются прийти на помощь своим соотечественникам, они сделают это сегодня.

— Милорд, но над морем стоит такой туман, что трудно разглядеть что-либо дальше собственного носа, — заметил какой-то капитан, но герцог словно ужаленный повернулся к нему:

— Постарайтесь, сударь, — ледяным голосом заявил он. — Иначе попрощаетесь с головой.

Впрочем, это было пустое бахвальство. Выйдя в море, англичане и в самом деле обнаружили небольшую французскую флотилию под предводительством капитана Болье, который, воспользовавшись густым утренним туманом и брешью в английских укреплениях, вёз Сен-Мартену необходимое продовольствие. Это были дюнкерские пираты, которым кардинал обещал амнистию и солидное вознаграждение, если их смелая эскапада увенчается успехом.

Волосы на голове у господина Верховного адмирала встали дыбом. Он хорошо понимал, что, получив помощь, господин де Туара вновь станет неуязвим.

— Брандеры! — заорал он. — Брандеры на воду.

Действительно, это была единственная возможность переломить ситуацию, но моряки, вынужденные повиноваться приказу, выполняли его неохотно — начался отлив и начиненные бочонками с порохом лодки, подхваченные встречным ветром, отказывались плыть к французам, и было легче подорваться на собственной мине, чем заставить её изменить свой смертоносный маршрут...

Итак, небо действительно было на стороне кардинала. Когда туман рассеялся и утомлённые английские моряки вернулись на берег, со стены Сен-Мартена их приветствовали пьяными песнями довольные французы — капитан Болье успешно выполнил свою миссию, доставив Туара хлеб, вино и порох.

Бэкингем, увидев эту картину, пришёл в такое отчаяние, что отправил к Ришелье посольство, предлагая начать мирные переговоры. Кардинал, который уже не сомневался в своей победе, велел передать английскому министру, что не станет говорить о мире, пока хоть один английский солдат находится на французской земле.