– Да не надо меня за руку держать, я же не маленький. Если боитесь, что я убегу, то не бойтесь, не сбегу, – сказал он тихо, и Фоме Фомичу показалось, что со скрытой угрозой.

– Хорошо, верю тебе. – Начальник сыскной отпустил руку, и действительно, мальчик не побежал, а пошел рядом.

– Послушай, но, мне кажется, мы идем не туда! – оглядываясь, проговорил фон Шпинне.

– Куда «не туда»?

– Не к бабке Щетинихе.

– Так вам куда надо? К бабке Щетинихе или туда, куда я отвел вашего приятеля?

– Значит, ты отвел его не к повитухе?

– Нет!

– А куда?

– Сейчас узнаете, уже недолго осталось, вон там, за тем домом! – Петя указал пальцем вдаль. Фома Фомич взял мальчика за руку и только после этого посмотрел. Но тот вдруг стал вырываться.

– Отпусти!

Фома Фомич едва заметным движением коснулся его шеи, и он замер, колени подогнулись. Начальник сыскной подхватил мальчика и перенес к забору, усадил в высокую лебеду, которая его почти скрыла.

– Посиди пока тут…

Фон Шпинне осмотрелся. Улица, на которую его завел хозяйский сын, была пустынна и угрюма. Было и без объяснений понятно, что место это нехорошее. Стояла полная тишина. Начальник сыскной даже затаил дыхание, чтобы прислушаться, может, кто-то выдаст себя шорохом или негромким разговором, но, кроме стука собственного сердца, не услышал других звуков. Тогда Фома Фомич решил пройтись чуть дальше, туда, куда указывал мальчик. Сделал всего лишь несколько крадущихся шагов, как услышал тонкий неприятный звук, что-то летело в его сторону… Он быстро нагнулся, это просвистело у него над головой и ушло за противоположный забор. Раздался двойной стук о стену соседнего дома. «Спаренный кистень!» – промелькнуло в голове у начальника сыскной. Однако анализировать не было времени. Он метнулся к забору, из-за которого был произведен бросок. Легко перемахнул его и оказался лицом к лицу с большим бородатым мужиком, в руках которого была внушительных размеров дубина. При виде фон Шпинне бородач замахнулся, и если бы ему удалось попасть в начальника сыскной, то, скорее всего, Фомы Фомича не стало бы. Однако барон был ловок, проворен и готов к любой неожиданности. Он отпрыгнул назад и сделал это ох как вовремя, палица с диким страшным свистом пролетела у него всего лишь в нескольких вершках от лица и, не встретив на своем пути препятствия, силой инерции завернула мужика в свилю. Фома Фомич тут же метнулся к нападавшему, ухватил его левой рукой за бороду, резко дернул вверх и ударил в горло. Мужик выпустил из рук дубину и, рухнув на колени, схватился за шею, простуженно захрипел. Однако фон Шпинне не смотрел на него. По опыту он знал, что таким промыслом одиночки не занимаются, стало быть, где-то есть и второй, от которого в любую секунду можно ждать нападения. Фома Фомич не ошибся. Вскорости и второй дал о себе знать. Он, как кот, выпрыгнул из-за угла сарая и кинулся на фон Шпинне. Однако эффекта неожиданности у него не вышло. Барон ждал его, для этого он подобрал с земли оброненную бородачом дубину и, сделав в сторону второго нападающего циркульный шаг с поворотом, присев, ударил его этой дубиной по ногам. Как пшеничный колос под взмахом косы, тот упал на землю, но, в отличие от бородатого, стал сдавленно и натужно материться. Начальник сыскной наклонился к нему, схватил за ворот рубахи и, притянув к себе, замахнулся дубиной, которую не выпускал из руки.

– Где Кочкин? – был его вопрос.

– Какой Кочкин? – на него смотрело искаженное от боли испуганное лицо двадцатилетнего парня.

– Тот, на которого вы напали до меня! – Фома Фомич отпустил ворот рубахи и не очень сильно ударил дубиной его по груди. – Говори, мерзавец! Не то выпущу из тебя душу!

– Там он, в сарае!

– Мертвый?

– Да нет, живой еще…

Всего лишь несколько минут хватило Фоме Фомичу, чтобы связать нападавших их же ремнями и метнуться в сарай. В темном углу он услышал сдавленное мычание, в соломе кто-то лежал. Это был Меркурий Фролыч, связанный по рукам и ногам да еще и с грязной тряпкой во рту. Первое, что сделал полковник, это выдернул кляп, и Кочкин задышал шумно, жадно, после чего, давясь воздухом, проговорил:

– Вот видите, Фома Фомич, как получилось, не сумел я распознать подвоха!

– А ты почему пошел с мальцом, нарушив наш с тобой уговор о тайном слове? – спросил начальник сыскной, развязывая веревки на его руках.

– Да хотел посмотреть, куда он меня поведет…

– Ну что, посмотрел?

– Да уж…

– В следующий раз будешь думать. Ты одно пойми: дело, которым мы с тобой занимаемся, это дело опасное, за каждым углом нас может ждать все что угодно, и нужно быть готовым.

– А где эти? – окончательно освобождаясь от пут, спросил Кочкин.

– Ну где? Там, во дворе лежат.

– Живые?

– Конечно!

Кочкин встал на ноги и, держась за шею, спросил:

– И чем это они меня?

– Пока точно не знаю, но думаю, что спаренный кистень, – ответил начальник сыскной.

– Спаренный кистень? Но это с большой дороги приспособление! – воскликнул Кочкин.

– Да, ты прав, это оттуда. Не должно быть здесь, в этом месте, спаренного кистеня, но чувствую, наступают такие времена, когда большой дорогой можно будет назвать все, даже маленькие тропки. Ну да ладно, радуйся, что живой, и пошли знакомиться. А кстати, где твой револьвер?

– Так я его не брал с собой.

– А зачем ты поднимался к себе в комнату перед тем, как уйти?

– Для того, чтобы перепрятать, а то мало ли что…

– Ну, что-то ты совсем чувство опасности утратил. Я думал, ты взял его с собой…

– А может, и хорошо, что не взял, я бы им все одно не смог воспользоваться! – запел в свое оправдание Кочкин.

– Может, ты и прав, ну ладно, пошли.

Когда сыщики выбрались из сарая, солнце уже стало медленно склоняться к западу, но жара по-прежнему сохранялась. Нападавшие молча сидели, прислоненные к глухой стене дома. Начальник сыскной вынул револьвер и, передав Кочкину, сказал:

– Ты их покарауль, а я сейчас, – после этих слов фон Шпинне перемахнул забор и исчез из виду. Однако ненадолго. Вскорости он вернулся, волоча за собой мальчика Петю. – Чуть было не забыл, что есть еще и третий подельник, принимай!

Фома Фомич поднял мальчика и передал через забор Кочкину.

– Вот теперь все в сборе… – начал барон, но мальчик плаксиво перебил его:

– Дяденька, отпустите меня, я домой хочу, к маме…

– К маме, вот как ты запел, засранец. Но я думаю, недолго тебе без мамы быть, она и