Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, может человеку и неподвластно, но уж ведьме точно.
— Что ты хочешь сказать? — глаза Грегори расширились. — Колдунья отдала тебе часть своих знаний?
— Я понимаю, что тебе, как наместнику господа на земле, данная тема будет не слишком приятна, — я вздохнула, собираясь с силами сказать это вслух. — Но кажется, она умерла и передала мне свою силу в этот момент.
— О господи! — перекрестился святой отец, а у меня от крестного знамения немного закружилась голова. — Я всегда знал, что в тебе есть что-то бесовское.
— Да ладно тебе! — я легонько дотронулась до его плеча, но и этого было достаточно, чтобы причинить ему боль. — Прости!
Эмоции переполняли меня через край, я только и думала о том, как бы помочь ему. В груди разгоралось жжение, оно металось и никак не могло найти выход. Лишь в мозге пульсировала мысль: “ты знаешь как ему помочь”.
Повинуясь неподотчетному порыву, я обняла падре. Крепко, но нежно. Он затих, как будто знал, что я собираюсь сделать. А я расслабилась и выпустила обжигающий огненный шар, который заструился в тело священника огненными змейками. Это было похоже на переливание крови, за одним лишь исключением — это не была жидкость, это была целительная сила. Манна.
Когда все закончилось, мы еще сидели в тишине целую минуту. Я знала, что теперь у него будет достаточно сил, чтобы прожить еще хотя бы день.
— Что это было? — наконец спросил он и голос его выглядел более окрепшим.
— Здоровье. Я просто поделилась с тобой частью своих сил — могу теперь себе позволить! Такие как ты должны жить! — со страстью добавила я, переживая, чтобы он не стал меня этим попрекать.
Но священник вдруг усмехнулся.
— Ты же знаешь, рано или поздно меня казнят. Это все бессмысленно. Может быть не стоило продлевать эту муку ожидания собственной смерти?
— Но у нас есть шанс? — я заглянула ему в глаза, спрашивая не то о возможности бежать, не то о нас.
Падре отвел глаза.
— Я никогда тебе не обещал, ты же знаешь, что святой отец не может иметь семью.
Вот как он заговорил! В моей душе за одно мгновение поднялась ведьмовская буря, но я тут же ее успокоила. Я до боли сжала амулет в своей руке. Мне нужно было решить. На мгновение я вспомнила замок, подружек, красивую сытую жизнь. А еще у меня был шанс вернуться домой, когда я предоставлю Лохински доказательства. И все это я готова обменять на жизнь одного человека — убийцы и мятежника?
Я отстранилась. Нет, мне нужно держать себя в руках. Не позволить чувствам затмить холодный разум. Незаметно я нажала на диктофон. Но с чего начать разговор, не знала.
— Сейчас я живу у маркиза, — сказала я.
Однако, в глазах Грегори я не увидела осуждения, чего так боялась.
— Я это знал. Догадывался. Мы были знакомы с друг другом, но видел я его лишь пару раз в жизни, благодаря Анатолю. И каждый раз он был окружен компанией девушек. Все жаждали его, словно он обладал эликсиром любви, который каждый день выпивал по капле.
Чем дальше говорил Грегори, тем больше мне становилось неуютно, ведь я все это знала. И Пьер знал, что так будет. Он идеальный мужчина — обладатель целого состояния, а еще знатен, невероятно красив и харизматичен. Любая клюнет на него. Мне было не по себе от того, что я размышлял о нем как о возможной партии. Но продолжать этот разговор мне не хотелось.
— Пьер говорил о тебе. О том, что ты первый начал совершать разбойные мятежи на королевскую конницу. Ты убивал всех тех людей, которые лишь несли свою службу.
Святой отец встал на ноги. Он все еще горбился от непомерных мук, которые на него были возложены в последние несколько дней, но в нем чувствовался неукротимый дух, подгоняемый силами, которые я вложила в него путем ведьминской магии.
— Да это был так. И это мой крест, который я несу, — сказал он. — Но ты должна понимать, что любая война. Любая революция. Любое сражение — это всегда жертвы. Победа стоит на крови и она дается нелегко.
— Значит, ты не оспариваешь этот факт? — я постаралась погромче произнести этот вопрос. Падре ничего не заметил, он был поглощен своими словами.
— Не отрицаю и никогда не отрицал. Но за это время вокруг меня появились люди, которые мне доверяют. Они многое положили уже на алтарь победы и предать их я не могу.
— Но разве стоит революция того горя, который она приносит? Смертей? Разве стоит она тех слез, пролитых матерями и женами?
Падре повернулся и я увидела, как его глаза заблестели. Сквозь эти слезы он улыбнулся мне.
— Да, это того стоит, — его голос был еле слышен. — Потому что душа бессмертна, а подвиги навеки высечены в камне. То, что мы делаем сейчас — рано или поздно изменит мир.
Грегори уже не смотрел на меня, а я видела в его глазах фанатичность, преданность своей идее. Он продолжал:
— Рано или поздно это перевернет все! Поэты смогут писать свои стихи, не скрываясь. Художники творить картины на любую тему! Костры инквизиции затухнут, а пыточные тюрьмы упразднятся. Крестьяне получат возможность возделывать земли без непомерных убивающих налогов. Финансовая и экономическая система будут кристально чисты, а земельная реформа, которую мы продвигаем, даст возможность выращивать и есть хлеб, который ты возделываешь собственными руками. Сейчас же от непомерной тяготи страдают все, кроме…
Он остановился и сделал паузу.
— Кроме таких, как де Сад? — продолжила я и падре кивнул.
Настал решающий момент. Я подошла и тихо спросила:
— Ты бы хотел, чтобы я продолжила это дело за тебя?
— Но ты женщина! — воскликнул святой отец. — Это невозможно и слишком опасно.
— Ты еще сомневаешься в моих способностях? Посмотри, я все еще жива, хотя сколько недругов мне встретилось.
Грегори вновь зашагал нерешительно туда-обратно по камере, потом кинулся ко мне и в его глазах я увидела мольбу.
— Бог будет безмерно тебе благодарен, если ты кое-что сделаешь для нас…
— Я вся во внимании!
— Ты можешь передать одно короткое сообщение человеку по имени Педро Паскаль? Это торговец хлебобулочной лавки возле центральной площади Версаля.
— Что я должна сделать?
Грегори подошел к решетке и всмотрелся в темноту, стараясь понять, никто ли их не подслушивает. Рядом никого не было и он вновь вернулся ко мне. Взяв за руки, тихо и отрывочно сказал:
— Скажи ему — товар не придет в срок. Наших людей разоблачили. Поставка перенесена