глянцевито поблёскивала в лучах солнца.

— И что? — я фыркнул, чувствуя, как кровь прилила к щекам. — Да, мой костюм по цвету совпадает с крысиным мехом. Лично я ничего преступного в этом не вижу!

Бернардо скептически изогнул бровь, всем своим видом спрашивая: «Если нет ничего преступного, то чего же ты так взвился?»

Я отвернулся от излишне наблюдательного друга, сделав вид, что старательно подбираю шейный платок. Только от самого себя отворачиваться я не привык, да и самообман считал слабостью, простительной для сеньорит, а никак не для взрослых мужчин. Что именно меня зацепило? Я задумчиво поворошил платки, собираясь с мыслями. Я принял цвета Каталины, тем самым признав её своей дамой. Глупости! Я раздражённо фыркнул, захлопнул крышку сундука, безжалостно придавив один из платков, и широким шагом подошёл к окну. Я создаю волка из собачьего следа. Серый мне всегда нравился. Я глубоко вздохнул и отрицательно покачал головой. И опять я пытаюсь себя обмануть. Мне всегда нравились коричневый, зелёный, жёлтый, ярко-красный, а серый казался блёклым и унылым, присущим старым девам, так и не познавшим мук любви. Только с момента появления в моей жизни Каталины серый цвет стал для меня связан с загадкой, которую непременно нужно разрешить, непокорством, скрывающимся под показным послушанием, и страстью, прячущейся под пеплом равнодушия. Мне нравится не сам цвет, а та, что по злой насмешке судьбы вынуждена его носить.

— А что, малышка, может, спустишься на бал? Когда луна взойдёт? — я круто повернулся на каблуках и впился взглядом в крыску.

При мысли о том, что я смогу потанцевать с Каталиной, буду любоваться блеском каштановых локонов в тёплом свете свечей, слышать печально-насмешливый серебристый смех, я расцвёл счастливой лучезарной улыбкой. Только вот сама сеньорита моего восторга не разделяла, выразительно покрутив лапкой у ушка.

— А почему нет, — я возмущённо пожал плечами, — я могу представить тебя как опоздавшую гостью!

Крыска посмотрела на меня как падре Антонио на отказывающегося от покаяния разбойника, уверенного, что богатое пожертвование миссии смоет все грехи и обеспечит прямой и ровный путь в рай.

Вот зараза хвостатая, да мне, между прочим, ещё ни одна сеньорита не отказывала! Ни в чём!

— Как хочешь, — я вздохнул, почесал крыску между ушек. — Прости, но крыской я тебя гостям точно показывать не стану, а то как бы сеньориты в панике сквозь стены убегать не начали!

Крыса успокаивающе погладила меня лапкой по ладони.

— Я обязательно… — внезапно мне в голову пришла блестящая мысль, я резко повернулся к Бернардо и приказал. — Скачи в миссию и привези падре Антонио!

Бернардо так изумлённо уставился на меня, словно я его отправлял в ад за угольками для камина.

— Да, я знаю, что падре не любитель светских забав, — терпеливо, словно мать неразумному дитяте, принялся объяснять я, — но визит падре к нам на бал вызовет меньше вопросов, чем моё повторное посещение миссии. Комендант может заинтересоваться, какие грехи я так усиленно отмаливаю, что чуть ли не каждый день езжу к падре.

Бернардо согласно кивнул и уже собрался было выйти из комнаты, как вдруг нерешительно остановился и вопросительно указал на разложенную повсюду одежду.

— Иди, я всё уберу.

Бернардо метнул хитрый взгляд на крыску, покачал головой и послушно ушёл, плотно закрыв за собой дверь. Я с тоской посмотрел на царящий в комнате кавардак. Ненавижу уборку. Никогда не видел смысла в тщательном, чуть ли не по линеечке раскладывании вещей. Какая разница, как ты запихаешь рубашку, главное, чтобы она не валялась на виду! Я сгрёб одежду в охапку, ногой открыл дверцу шкафа и попытался запихать наряды. Проклятая одежда никак не лезла, вываливалась из рук, а когда я всё-таки запихнул её на одну из полок, стала занимать чуть ли не в три раза больше места, чем прежде. Да ладно, и так сойдёт. Я уже собирался захлопнуть дверцу, как крыса яростно зашипела, вся встопорщившись и выгнув спину. Что с ней?

— Что случилось, Лина? — я настороженно прислушался, но ничего подозрительного не заметил. Может, мышь почуяла?

— Пи пи-пи-пи пи-пи!!! — очень содержательно пропищала крыса и, обхватив лапками голову, запрыгала по валяющейся на полу рубашке. — Пи-пи-пи!

— Сама такая, — огрызнулся я, ничего не поняв, но по интонации безошибочно определив, что меня ругают, — и вообще, не мужское это дело — с тряпками возиться!

Крыса постучала лапкой по лбу и сурово насупилась, не слезая с рубашки. Вот зараза хвостатая, ещё учить меня будет! Кто в доме хозяин в конце концов?!

— Тебе надо, ты и делай, — рыкнул я и зло захлопнул дверцу шкафа, точнее, попытался захлопнуть. Дверца качнулась назад, из-за торчащей одежды не закрылась и мстительно ударила меня по голове.

Крыса задорно запищала, обхватив лапками живот.

— Вредная ты, — вздохнул я, вытаскивая одежду из шкафа. — Мне, между прочим, больно.

На самом деле не так уж и больно было. Когда в детстве слетел с коня и спиной вперёд влетел в беседку, было гораздо хуже, от того падения у меня даже шрам остался, а тут ерунда, не столько голова пострадала, сколько гордость. Крыска всё же прониклась моим скорбным видом, подбежала ко мне, ловко цепляясь коготками, полезла по штанине, тревожно попискивая. Я привычно посадил её на плечо, чуть заметно улыбаясь. Славная она, заботливая, хоть и скрывает это, прячет под маской холодности и расчётливого высокомерия.

— Славная ты у меня, — я потёрся щекой о мягкий тёплый крысиный мех, — добрая, нежная. Знаешь, из тебя получится прекрасная жена!

Крыса скептически фыркнула.

— Вот увидишь, — я складывал рубашки, одновременно пытаясь представить Каталину в подвенечном платье.

Пышная юбка ей, пожалуй, не подойдёт, да и корсет восторга не вызовет, хотя я вообще сомневаюсь, что это пыточное приспособление может хоть кому-нибудь понравиться. А лиф платья можно расшить жемчугом и украсить кружевами.

Я так увлёкся, красочно представляя наше с Каталиной венчание, что даже стал мурлыкать себе под нос мотив вальса. И уборка пошла гораздо веселее, я так увлёкся, что не услышал шагов Эсмеральды, которую отправили ко мне словно прекрасную деву в жертву дракону.

— Что Вы делаете, дон Диего? — пропищала Эсмеральда, неубедительно пряча за спину ведро.

Я на