белья ты мне особенно нравишься, — Мир игриво улыбнулся и, притянув меня к себе, сжал мои ягодицы. — Погнали в дом, хочу полетать! — в подтверждении своих слов толкается в меня эрекцией.

— Выдохни, Савельев! Для полетов у нас еще будет время, — коротко смеюсь и трусь носом о его щетину. — Как ты пахнешь, м-м-м…

Этот месяц был таким нежным, воздушным и сотканным из любви, что я полностью растворилась в отношениях, нырнула в этот сладкий омут с головой. Каждую свободную минуту мы с Мироном проводили вместе, отдаваясь друг другу без остатка. И теперь же родителям я профессионально врала о дополнительных занятиях или о какой-нибудь конференции, а сама в это время тайком сбегала к Савельеву. И как же боялась, что меня поймают или, не дай бог, застанут за поцелуями! Я буквально молилась, чтобы этого не произошло, но все же ровно в полночь покидала стены нашего дома и подчинялась страсти, забывая обо всем.

Но иногда в нашей идиллии все же случались и ссоры, и обиды, и претензии. В основном причина тому — ревность Мирона. Но мы учимся справляться со своими эмоциями. И даже если ругаемся, то быстро миримся.

Отношения — это работа. И рядом с Мироном я не чувствую ничего, кроме любви и головокружительного счастья.

О том, что мы поедем за город, я узнала еще в начале недели, поэтому долго думала, что же на этот раз сказать родителям. В конечном итоге — слепила легенду о факультативных занятиях, которые ориентированы на написание курсовой работы.

И сейчас, сидя на бортике бассейна и опустив в воду ноги по колено, я любуюсь своим принцем, вместо того чтобы грызть гранит науки. Капельки воды, стекающие по его загорелому телу, играют на коже бликами, создавая радужное сияние. Они делают Савельева похожим на языческого бога, спустившегося с Олимпа. Смотрю на него и понимаю, что каждый день влюбляюсь в Мира заново и сильнее.

Щурясь от яркого солнца, приставляю ладонь ко лбу и не замечаю, как рядом подсаживается Жозефина Штольц.

— Жалко мне тебя, — неожиданно выдает она, попивая яркий коктейль с кусочками арбуза и дыни.

— Что? — перевожу взгляд на нее, пытаясь понять настрой.

— Глупая ты, говорю, раз веришь, что Савельев дойдет с тобой до алтаря. Сколько бы девушек ни было в его постели, он всегда ко мне возвращается, — не то улыбается, не то скалится Жози, глядя на меня с вызовом.

Не знаю, откуда во мне столько злости, но я бы с удовольствием поколотила ее, чтобы она не смела даже думать о Мироне. Однако опускаться до уровня невоспитанной хамки не стану.

— Правильно, всегда же должен быть запасной вариант, — отвечаю холодно, но кто бы знал, как внутри все переворачивается.

— Смотри, новенькая, я же могу и обидеться, — Жози нервно хихикает и кивает, как будто я сказала что-то смешное. — Мне не составит труда увести Савельева. Не думаю, что ему нужна такая… Серая мышка, — и в одно мгновение девушка меняется в лице, источая агрессию. Но я на эту колкость не реагирую. Молча поднимаюсь и пересаживаю на другой край бассейна.

«…он всегда ко мне возвращается…»

«мне не составит труда увести Савельева …»

Стараюсь не пропускать через себя слова Жозефины, но они все же находят болезненные точки и давят на них, будто кто-то вспорол еще не зажившие раны. Знаю, говорит она это для того, чтобы задеть меня, унизить и показать свое превосходство, ведь Мирон, по словам Мартыновой, и правда какое-то время встречался с Жози, а потом они стали просто любовниками. Если верить слухам, Штольц может быть невероятно жестокой и бессердечной, поэтому лучше не ввязываться в конфликт, который испортит мне настроение.

Да ладно, кого я обманываю! Из-за сказанных ею слов я моментально поникла. От мысли, что Мир может быть с другой, содрогаюсь и на душе становится паршиво.

Ты только не исчезай…

Словно чувствуя резкий перепад настроения, Мир ловит мой потухший взгляд и, нырнув под воду, плывет в мою сторону.

— Не скучаешь тут? — выныривая, Савельев приподнимается на руках, опираясь о бортик, и быстро припечатывается ко мне губами. — Точно не хочешь охладиться? — подтягивая меня за бедра, пытается в шутку стянуть в бассейн.

— Мир… Мир… Прекрати, — тараторю, отбиваясь, и боковым зрением вижу, как на нас смотрит Жозефина со своими змеями-подругами.

«Меня она не волнует. Не беспокоит. Мне не стоит ее бояться, — повторяю про себя, словно мантру».

— Мы можем пойти в дом, — облизнув губы, Савельев игриво заиграл бровями.

— Снова? — наигранно возмущаюсь, потому что Савельев при любой удобной возможности раздевает меня и не выпускает, пока я не взорвусь несколько раз.

— Ну кто виноват, что ты такая красивая?

Целую Мирона в нос и отталкиваю обратно в бассейн. Какой же он все-таки провокатор!

Взглянув на часы, понимаю, что через два часа мне нужно быть дома. И, оповестив Мира о том, что нам пора ехать, собираюсь вернуть в дом за сумкой, как вдруг на меня несется Глеб со словами:

— Даешь пенную вечеринку, Тихая! — встряхнув бутылку с шампанским, Данилевский, громко смеясь, окатывает меня этой противно пахнущей жидкостью.

Паника тут же взяла надо мной верх.

Смахнув с плеча Глеба футболку, пытаюсь промокнуть игристое, но все напрасно — оно уже успело впитаться в одежду. Господи, если я вернусь домой с запахом алкоголя, родителя с меня три шкуры спустят!

— Глеб… Что… Что ты наделал? — задыхаясь, вся трясусь и разглядываю разводы на серой футболке — Совсем с ума сошел?

— Веселись, красотка! — кричит подвыпивший Данилевский и припадает губами к бутылке.

С неподдельным ужасом бросаю взгляд на Мирона и несусь в ванную комнату, чтобы смыть с себя противный запах. Вытираю лицо и руки полотенцем, пытаюсь привести в порядок волосы. Стянув одежду, трясущимися руками застирываю мылом прямо в раковине сначала футболку, а после и шорты.

Да за что мне это?!

Смахнув со лба капли пота, сажусь на край ванны. Смотрю на свое отражение в зеркале и у меня от осознания полного провала сжимается все внутри. Что же теперь будет… Как мне теперь явиться в дом в таком виде?

И кнопка самоуничтожения активируется моментально: теперь мне стыдно за то, что я обманула родителей, за то, что повела себя как плохая дочь и за свою неосмотрительность и безрассудство.

Из-за всей этой нелепой ситуации, от безысходности, из-за разговора с Жозефиной я начинаю просто плакать. Не знаю, какое чудо может меня спасти.

— Аня, котенок… Ну тише, родная… — подает голос тихо вошедший в ванную Мирон. — Не переживай,