подарил сам Олег, я шагнула в квартиру. Умом я конечно понимала, что использовать баллончик в закрытом помещении это почти как самоубийство, но так мне было спокойней. В глубине квартиры горел свет, и я направилась туда.

Он сидел за обеденным столом и смотрел на меня. На этот раз, он не стал говорить какие-то условные, понятные лишь мне фразы, а просто молча смотрел. Лицо его уже почти избавилось от синяков и ссадин и было выбрито. Да и сам он выглядел поопрятней, чем в прошлый раз. Я не сразу поняла почему, а потом увидела, что он сидит в одежде мужа. Которая хоть тоже и висит на нем мешком как тот дурацкий парадный китель, но хоть выглядит приятнее. Лицо у него было изможденное и худое, подглазины и острые скулы придавали ему образ киношного вампира. Но я уже не боялась, даже баллончик разжала в кармане.

— Здрасьте. — наконец-то выдавила я понимая, что молчание затягивается.

— Привет, Ась. — ответил он, и тут я заметила на его лице одинокую слезу.

— Эй, ты чего? Ты же говорил, что мужчины не плачут. — попыталась я загладить неловкость момента.

— Иногда само получается. Сейчас пройдет. — он запястьем потер глаз. — Я устал. Уже несколько недель бегу, прячусь, ворую, пугаюсь шорохов, не сплю, не ем. А сюда пришел, в душ залез, побрился, одежду свою нашел. Тебя вот увидел. И словно сквозь стекло витрины смотрю, потому что я это не до конца я. Обнять бы, а не могу чужими руками. Да и ты вряд ли подпустишь.

— Ну да, лучше не надо… — я пошла снимать верхнюю одежду.

— Вот и обидно. — заключил он мне в спину.

Я его прекрасно понимала. Всё это время, готовясь к встрече с ним, я представляла себе своего Олега, настоящего, в своем теле. Почему-то мое подсознание решило исправить его внешность на привычную. А сейчас увидела его и снова напряглась, даже засомневалась в том, что я уже успела наделать.

— Расскажи, как ты досюда добрался? — я вернулась и прошла мимо него, стараясь не смотреть, так как не хотела привыкать к его новой внешности.

— Вот даже не знаю с какого места начать…

Начинать пришлось с начала. С того места, как он вышел из этой квартиры в последний раз. Как поехал с нашей группой на фронт, как попал в плен. Да, били, допрашивали, но это было ожидаемо. Мой муж не был тряпкой, знал на что шел. Катали как выставочный экземпляр по Орматии, смотрел на города, людей. У них там убого, он так и сказал. Потому что бедно и всё как-то мелко, незначительно. При всем внешнем пафосе, столичной показухе и чиновничьем гигантизме, население молчаливое, угрюмое и уставшее. Он так описывал, а я глядя на него, представила, что там в Орматии все такие — худые, уставшие, полуживые. Его не пытались вербовать, а хотели признания величия страны, страха перед ней. Для орматцев, с его слов, патриотизм и милитаризм были почти синонимами. Только в войне они видели основу сплочения их народа. Разговоры о мире были запрещены, недовольство мнением руководства было запрещено. Да там почти всё запрещено. И еще маниакальный патриотизм из всех щелей и рупоров. Всё во имя страны, всё во имя победы.

— Над здравым рассудком? — не удержалась я.

— Зря потешаешься, они другой жизни не видели и вряд ли увидят. У них патриотизм — это не стремление навести порядок внутри страны, а поиск внешних врагов с целью победить их. Мне сейчас не просто это рассказывать, иногда голос в моей голове начинает спорить. Но всё реже и всё неуверенней.

— Расскажи мне про этот голос. Как вообще это возможно?

— Не знаю, какая-то особая технология. Хозяин этого тела говорит, что раньше надевали шлем и писали сознание, а в последний раз просто каким-то устройством облучили, и он получил меня второй личностью.

— Второй? Постой ка, ты бы тогда не мог управлять телом!

— О, это отдельное приключение! — усмехнулся альтерОлег. — Вообще-то, мой переносчик занятный парень. Его зовут Эрик. Он таскал личности на фронт, но у него была своя вторая, с которой он мог общаться и скрывал это. Да видимо плохо скрывал, раз один военный ученый прознал это, и предложил мне отправиться за своим сыном в Азарию в теле Эрика. И пообещал, что у меня получится установить контакт с переносчиком.

— А что, переносчик раньше не мог вступать в контакт с переносимыми? — не поняла я.

— Неа, не мог. И со мной он начал говорить после того, как хорошенько приложился головой. А потом мы еще раз ударились, и каким-то образом доминанта сместилась. Вот так я получил управление телом, а он стал вторичной личностью. — альетрОлег развел руками. — Звучит как бред, поэтому я не собираюсь нашим пока ничего объяснять. А то стану кроликом в лаборатории.

Да, в этом он был прав. Его бы ни за что не выпустили.

— Еще Эрик сказал, что узнал тебя. Я в его голове не спал, а этот товарищ во снах тебя видел.

— Надеюсь, это не намек на какие-то интимные подробности? — мне это не понравилось.

— Всё очень пристойно. Веночек, травка Камшарского парка. Потом коридоры нашего здания, дверь с кремальерой. Он мою память читал, понимаешь? И еще видел за окнами выгоревший лес. Но у нас по зданию ударов не было при мне, я такого не видел.

— Надеюсь, это не вещий сон. А как по Азарии умудрился до дома пробраться?

— Эрик и помог. Ну и я что-то помню и знаю на местности. Когда нас поймали и заперли на какой-то базе, то мы дали деру оттуда захватив одного офицера в заложники. Примотали бутылки с водой к нему, проводов навешали, обещали взорвать. Эрик говорит, что орматец бы заявил — взрывайте, я не боюсь. А наш азарийский испугался. Вывез, потом тебе позвонил. Что бы он не сдал тебя, я ему сказал, что в бутылках вода, что он сам добровольно помог нам, что я так и заявлю, если меня поймают. Надеюсь, молчать будет.

— Мда… — протянула я. — Ну после Камшар много времени прошло. Если бы он проговорился, то у меня уже были проблемы, наверное.

— Скорее всего. После Камшар мы сюда тащились всё это время. Неприятно прятаться от своих же.

— Что дальше делать будете? Или будешь? — я даже не знала, как после таких подробностей о настоящем двуличии собеседника обращаться к нему, тем более он сам сбивался с «я» на «мы».

— Действительно, что это мы всё обо мне и о