прощальный вечер Ворон как свой просидел на квартире у Мазони, где до полуночи пили шампанское. Разговор шел, между прочим, о легализации… Мазоню подталкивали баллотироваться в депутаты городского Совета. Стоило лишь кое на кого хорошенько нажать…

Мишка Кошель корчил физиономию; он не верил, что это так просто, но Федор Скирда уперся: все пугливые лошади близоруки… В депутатскую идею он верил, тем более подбросил ее майор Митрофанов: он-то знал расстановку сил в городе…

Ворон же, на правах гостя примерив шляпу с заломленными по-ковбойски полями, по-свойски произнес:

— Устами младенца сказано: не лезь туда, где не твое.

Мазоня, наклонив голову над столом, задумался. Он был озабочен: не пришел ночевать Альберт. Опять собачится с этими б…ми… А ведь завтра ему уезжать!

Было обидно, даже не поговорили толком. Так ждал, а он приехал из чужого города, и сам чужой какой-то…

Мазоня сказал:

— Хреновина все это. Рано… Вот созреем, тогда и покумекаем.

Проводили в Москву Альберта. У Мазони не хватило мужества, чтобы отругать его. Хитрущая бестия этот Альберт. Ласково заглядывая в глаза Мазоне, он обнял его теплыми руками.

— Не сердись. Я приехал домой всего на два дня. А вот каникулы все твои.

С отъездом Альберта начинались будни. Но Мазоня уже предчувствовал, какими станут эти будни…

Прямо на вокзал приехал Мишка Кошель в своей, подаренной ему машине. Он был возбужден.

— Там, в кафе «Бриллиант», собралась рыночная шушера… Самый раз начинать!

— Сведения точные? — хмурясь, переспросил Мазоня.

— Сиксот доложил. Между прочим, эта шипучка у меня в машине.

Мазоня и Кошель вышли с вокзала на площадь. В машине дежурил Сиксот. При виде Мазони он сжался и побледнел.

— Ну что там? — сурово спросил Мазоня.

— Обычные посиделки. Теперь там, на рынке, заворачивает Барсук. Он здешний, но в последнее время пропадал в столице. Крутой: на рынке его слово — закон.

— Значит, руководство поменяли, — сипло засмеялся, облизывая пересохшие губы, Мазоня.

— Да, Барсук сейчас всему голова. Поговорка такая: в небе — Бог властвует, на земле — Барсук.

— На земле Барсук норы роет, — улыбаясь, вставил Мишка. — Пора эти норы разрушить. Ишь ты, бог барсучий!

Мазоня мельком глянул на худое нездоровое лицо Сиксота.

— Вот что, ты не невротик?

— Да нет. А что?

— Не струсишь?

Сиксот все понял: лицо закаменело.

— Пойдешь в эту самую барсучью нору, в «Бриллиант». Предъявишь ультиматум. Мазоня накладывает на всех дань… Или пусть убираются с рынков ко всем чертям. Возможно, кто-то из них остается с нами. В том числе и Барсук… Мы не кровожадные. Хватит, рынки теперь наши.

— Сейчас идти? — испугался Сиксот.

— Сейчас, сию минуту, — холодно приказал Мазоня. — И не вздумай шутить с Мазоней.

К этому шагу Мазоня шел тихой сапой. Теперь, когда идея созрела, когда вес и силы стали реальны, он шел ва-банк. Все было хорошо подготовлено: на рынках города, в дирекциях сидели свои, верные люди. Мазоня знал слабинку рыночной мафии — в ней раздоры, и прибытие из Москвы Барсука, которого кодла полностью не принимала, было ему на руку.

День за днем Мазоня приближал этот час. И вот, кажется, он настал…

…Застолье в кафе «Бриллиант» не ладилось. Барсук и его дружки, изрядно накачавшись (пили только водку), занимались легкой перебранкой. В эту недобрую минуту и заявился Сиксот.

Его встретили одобрительным пьяненьким шумком. Сиксот, выпив штрафную, бледнея, с трудом изложил цель своего визита.

По залу словно продул сильный сквозняк. Рыночная команда чего-то недопонимала. Кто? Мазоня? Потребовали Сиксота повторить. Он что-то мямлил, но все почувствовали надвигающуюся грозу.

Барсук, лицо в глубоких шрамах, будто распахали, вскочил с места. Еще благодушно настроенный, он похлопал по плечу Сиксота.

— Брось эту ерундовину. Хочешь, мы твоего Мазоню повесим за… Или сделаем из него петуха…

В зал ворвался боевик.

— На улице драка! Хамло Мазони окружили кафе.

Барсук хорохорился.

— Дурак из Южной Африки. Какие еще боевики Мазони?

С треском рухнула рама. В зияющем окне, откуда ударил морозный холод, показался человек в кожанке с автоматом.

— А ну, по одному к выходу, падла!..

Стрельбы не было, но захваченные врасплох барсуковцы ошалело искали выход; многие боевики Барсука владели и каратэ, и рукопашным боем, так как вербовались в основном из солдат-десантников, и потому сопротивлялись с остервенением.

В кафе потух свет, и драка, разрастающаяся в фойе, где били друг друга чем попало, выхлестнулась наружу.

Зыбуля с хлопцами из конторы был в засаде; и, когда барсуковцы стали одолевать, он выбросил клич:

— Братва, наших бьют!

С гиком накачанные подростки рванули в гущу, и перевес в драке сразу перешел на сторону мазонцев.

Барсук, не теряя своих из виду, бился с небывалой ловкостью; в его руках оказалась цепь, которой он самозабвенно гвоздил мазонцев; одурев от драки, размазывая по лицу густую кровь, он не чувствовал ни боли, ни страха, хотя минутой раньше кто-то сзади оглушил его железным прутом.

Зыбуля нащупал Барсука, и теперь его задача была — не упустить гада. Около Барсука сжималось кольцо и тому становилось все труднее отбиваться. Может быть, его и прикончили бы, несмотря на барсуковскую изворотливость, но территория кафе со всех сторон была окружена милицейскими машинами.

— Менты! — Срывающийся голос потонул в темноте.

Сразу вспыхнули фары машин, освещая дерущихся. Драка ослабла, потеряла силу — боевики обеих сторон стали разбегаться. Но Зыбуля еще продолжал цепко держать в кольце Барсука, не давая ему улизнуть. Подскочили омоновцы — Зыбулю и его приспешников как ветром сдуло; Барсука же быстро скрутили, надели наручники. Он стоял покорно, покачиваясь и сплевывая сгустки крови: кажется, ему выбили зубы.

Размеренной походкой приблизился майор Митрофанов, презрительно оглядел Барсука.

— Что же, Барсук — опять ты!

— От судьбы не уйдешь, начальник, — скривился Барсук.

— От судьбы не уйдешь, — незлобно повторил майор. — Между прочим, говорят, за тобой должок водится.

— Разве примажут… Сбегу на Аляску.

Митрофанов засмеялся. Барсук хрипло выдавил:

— Веди, начальник, мне все равно.

48

Еще с раннего утра на городских рынках что-то случилось. Это было заметно простым глазом и для тех, кто продавал, и для тех, кто покупал… По рядам шастали новые молодчики. Вроде в тех же куртках и в тех же спортивных костюмах. Но это только казалось. Теперь вместо черных лакированных мелькали куртки рыжие и коричневые. Их носили шакалы, привозя главным образом из Китая. Еще шакалы на лацкане куртки любили большие пластмассовые значки: «Я пью пиво». Недаром их прозвали «пивовары».

Вот они-то и оккупировали рынки. Мазоня был доволен: шакалы оказались надежными партнерами. Война, которая началась против старой