class="p1">— Ваша Светлость, — сказала Пацца, — дни мои сочтены, но прежде чем умереть, я хотела бы, чтобы вы простили мне те две пощечины…

— Нет, Пацца, ты не умрешь, — вскричал герцог, заливаясь слезами, — я прощаю тебе.

— Увы, это еще не все…

— Как не все? Еще что?

— Ваша Светлость, маленький доктор, который…

— Как, это ты его послала?

— Увы, это была я сама…

— Довольно, довольно, я прощаю.

— Увы, и это еще не все: цыганка, которая осмелилась…

— Опять была ты, Пацца? О, эти-то я тебе прощаю. Их я вполне заслужил. Сомневаться в тебе, самой истине! Помнишь ли клятву, которую я тебе дал в день нашей свадьбы? Злая, ты сдержала свое обещание, теперь время исполнить мое. Выздоравливай, Пацца, скорей спеши возвратиться в тот замок, откуда счастье исчезло вместе с тобой.

— У меня еще одна просьба к Вашей Светлости, — продолжала Пацца, — Рашенбург был сегодня утром свидетелем сцены, которая заставляет меня краснеть и которой не должен знать свет. Будьте милостивы к этому верному слуге.

— Рашенбург, — сказал король, — возьми этот кошелек и ради целости твоей головы храни эту тайну.

Рашенбург преклонил колени у кровати своей повелительницы и произнес вполголоса, целуя ее руку:

— Ваша Светлость, это четвертая тайна и четвертый… Да благословит Бог руку, которая меня награждает!

Немного спустя после этой трогательной сцены Пацца заснула.

— Тетушка, — спросил герцог маркизу де Касторо, — как вы думаете, выздоровеет она?

— О, — отвечала старушка, — счастье даже у гробового входа может вернуть к жизни самую больную женщину. Поцелуйте-ка лучше герцогиню, мой добрый племянничек, ваш поцелуй принесет ей больше пользы, чем все ваши лекарства.

IX. Жена должна беспрекословно повиноваться мужу

Маркиза была права (женщины всегда бывают правы… в шестьдесят и более лет). Пятнадцать дней счастья быстро поставили Паццу на ноги, и она могла участвовать в триумфальном въезде своего мужа в столицу.

Более часу понадобилось, чтобы добраться до замка. Ратуша построила три арки. Первая арка была убрана зеленью и цветами. Она носила следующую надпись: «Нежнейшему и вернейшему из мужей». Вторая арка, более солидной постройки, была убрана коврами и имела наверху статую правосудия, немного косившую под своей повязкой. На этой арке было написано: «Мудрейшему и справедливейшему». Наконец третья арка была построена из пушек. На ней было написано: «Искуснейшему и храбрейшему».

После парадного обеда и шестидесяти застольных речей Душка провел герцогиню на этот раз не в башню, а в брачный покой.

— Пацца, — сказал он ей, — всем, что я знаю, я обязан тебе. Когда тебя нет около меня, я делаю только глупости. Отныне я отдаю в твои руки мою власть и становлюсь исполнителем всех твоих велений.

— Мой друг, — возразила Пацца — не говори этого.

— Я знаю, что говорю, — перебил ее герцог, — я здесь хозяин, я так хочу и так приказываю.

— Ваша Светлость, — отвечала Пацца, — я ваша жена и служанка, мой долг беспрекословно повиноваться вам.

Они, гласит далее хроника, жили долго, были вполне счастливы и довольны. Они любили друг друга. Господь благословил их потомством. В этом и заключается мораль лучших сказок и историй.

Морис Дрюон

Тисту, мальчик с зелеными пальчиками

Пер. В. Никитина

Предисловие

«Тисту, мальчик с зелеными пальчиками» — единственная детская сказка, которую я когда-либо написал и которая скорее всего так и останется единственной.

Как-то раз в интервале между двумя томами «Проклятых королей» мне вдруг захотелось забавы ради попробовать себя в новом литературном жанре, весьма далеком от остальных моих произведений. Приступив к работе, я понял, что различия связаны лишь с формой и способом выражения, тогда как проблемы, по сути, остаются теми же самыми.

Прежде всего потому, что нет таких детей, к которым нужно обращаться как-то по-особому. Есть просто будущие взрослые и еще есть бывшие дети. Никогда в обыденной жизни я не пытаюсь говорить с детьми каким-то особым детским тоном: я не считаю ребенка глупеньким и не считаю, что для того, чтобы он меня понял, мне следует говорить глупости. Когда я был маленьким и кто-нибудь вдруг начинал изъясняться со мной в подобной неприятной манере, меня это очень раздражало, и я думал про себя, не говоря, разумеется, этого вслух: «Какой глупый дядя: он прямо готов присесть на корточки. чтобы казаться одного со мной роста».

Тисту тоже принадлежит к числу тех мальчиков, которые не любят, когда взрослые объясни ют им мир с помощью избитых истин. А поскольку он смотрит на людей и на вещи свежим взглядом — такова основная добродетель детства, J то взрослые со своими рассуждениями постоянно испытывают замешательство. Ведь они со временем просто разучились правильно воспринимать то, что видят вокруг. Особенно ему трудно понять, почему люди, испытывая больше удовольствия от добрых чувств, чем от злых, от свободы — больше, чем от принуждения, от справедливости — больше, чем от произвола, от мира больше, чем от войны, а если проще, почему, испытывая больше удовольствия от добра, чем от зли, люди никак не могут договориться между собой, чтобы в жизни было только добро.

Что касается меня, то я тоже до сих пор еще не понял этого и не принял такого порядки, и, возможно, это единственное, что сохранилось у меня от детства.

Каждому ребенку не терпится сделать что-ни будь такое, от чего было бы хорошо всем, и потому он ждет не дождется, когда же, наконец, свершится чудо и он станет взрослым. А потом, став взрослым, обычно либо забывает, что же он собирается сделать, либо оказывается, что он уже передумал. И ничего не происходит. Просто становится одним взрослым больше, а чуда никакого не получается.

А вот Тисту повезло, и в его жизни возникают феерические события, потому что ему удается начать действовать, оставаясь ребенком. И он действует, используя цветы, которые, как и детство, многое обещают и несут в себе надежду.

Как же ему, этому маленькому человечку, этому будущему взрослому, удается с помощью цветов дать понять бывшим детям, каковыми являемся мы все, что их жизнь может стать более счастливой? Вот об этом-то и пойдет речь в моей сказке.

Однако совершенно очевидно, что Тисту мальчик необыкновенный, не такой как все.

Он доказывает это вот уже десять лет, завоевывая мне по всему свету друзей самых разных возрастов.

Глава 1,

в которой автор высказывает кое-какие соображения по поводу имени Тисту

Тисту — имя причудливое, и его не сыскать ни в одном церковном календаре, будь то