Любой ценой.

Лорин была недовольна. Не потому, что Брайан все же решил ехать, а потому, что она об этом узнала за день до отъезда.

— А нельзя было об этом хотя бы вчера сказать? Брайан, ну ты же знаешь, что я с тобой сейчас поехать не смогу. По-твоему, я могу сказать жене брата, чтобы сидела дома в Пенарте, — так вот, скажу тебе: уже поздно! В эту самую минуту Бриджет ждет поезда на вокзале в Кардиффе!

Растерянно бросив взгляд на часы, она сделала глубокий вдох и опустила плечи. Брайан избегал ее взгляда. Он же знал, о чем она думает. Организовать приезд жены ее брата было непросто. Отмена стала бы сродни катастрофе.

Этого он и добивался.

Дорогу перешел улыбавшийся Кит Уэллес. Движение совсем замерло. То, что Брайан увидел в мюнхенском аэропорту, плохо сочеталось с тем, что обычно говорили о немецком порядке и организованности. В лицо било тепло. Машины стояли так плотно, что даже багажник не откроешь.

— Бардак, полный бардак, — усмехнулся Уэллес и потащил его вдоль дороги.

Ехали только автобусы. Всем хотелось посмотреть открытие Игр. Всем, кроме Брайана.

Город кипел. Сказочное и красочное праздничное зрелище. Оплот культуры. Приглашенные музыканты, художники и танцоры. Каждая улочка свидетельствовала о многодневной подготовке. Либо хорошо, либо никак. И на Брайана накатило странное ощущение.

Он словно оказался в вакууме среди бродивших повсюду, улыбающихся немцев и иностранцев. Отогнать призрак прошлого получилось лишь на мгновение. А потом голоса стали громче, оживляя воспоминания о языке, интонациях и выкриках, от которых в прошлом Брайан вздрагивал. Вперед его тащила рука Уэллеса: он разглядывал многочисленных молодых людей, сидевших в уличных кафе и бегло говоривших по-немецки — естественно, гладко, мелодично, без былых ненависти и угрозы. А еще он видел поток пожилых женщин и мужчин со страшной печатью Каина на лицах.

И он понял, что вернулся.

Уэллесу понадобилось две кружки пива, чтобы посвятить Брайана в ход своих бесплодных поисков. Ему не удалось скрыть неловкость в беззаботной толпе, наполнившей уличное кафе. Он поднял руку, и официант скрылся за пару столиков от них.

— Я отлично понимаю: останься я тут на целую вечность, рано или поздно случайно нападу на след, который сможет привести к тем, кто побывал в той лечебнице во Фрайбурге. Но мне кажется, на это годы уйдут. Я же не профессионал. Вопрос в том — а правильно ли вообще было доверить эту работу мне?

Уэллес сжал губы.

— Мне не хватит времени, мы оба это знаем. Слишком много больниц, слишком много архивов, слишком много историй болезни, да и расстояния слишком большие. А еще — Стена. Кто вообще сказал, что ниточка отыщется в Западной Германии? Если надо в Восточную Германию ехать, нас ждут трудности с визой и все такое. И для этого нужно время и снова время. — Улыбнувшись, он опустил уголки губ. — Вам бы пригодился штат ищеек и архивариусов.

— Это уже испробовано.

— Почему вы снова решили попытаться?

Брайан долго смотрел на Уэллеса. Увы, он прав. Все говорит о том, что ему не удастся разгадать тайну, что же произошло с Джеймсом. А еще он мог бы доверить задачу профессионалам — это тоже правда. Просто дело в том, что у Брайана не было намерений копаться в прошлом, до того как Провидение послало ему этого небритого мужчину, сидящего теперь напротив.

Сам он всегда считал, что Джеймс погиб. Но теперь он обязан попытаться узнать правду.

— У меня складывается впечатление, что мне не помешало бы применить смесь уговоров и угроз. Мне было бы ужасно жаль, если вы заранее опустили руки. Настолько жаль, что это могло бы сказаться на вашей новой работе в Бонне.

Реакция Уэллеса не заставила себя ждать. Паршивая вышла бы смесь. И уж точно бесполезная.

— Но я выполняю свои обещания, мистер Уэллес, и вы мне ничего не должны. Вы сами видите, что надежды у меня нет. Мы с вами замахнулись на территорию, где никто ничего и никогда искать не станет. Я очень боюсь, что самому себе окажу медвежью услугу. Понимаете ли, человек, которого мы ищем, был моим лучшим другом. Он англичанин, на самом деле его звали Джеймс Тисдейл. Я бросил его в том госпитале — больше мы не виделись. Если я сейчас не разузнаю что-нибудь о его судьбе, то моя судьба — жить в кошмарном неведении до конца дней. Потому что я уже никогда не найду в себе сил попытаться еще раз.

Пока они беседовали, людей вокруг становилось все меньше. Даже официанты, все это время простоявшие у них над душой, чтобы они либо заказали что-нибудь еще, либо освободили места для других посетителей, испарились за стойкой. Шла трансляция открытия Игр. Уэллес с интересом смотрел на вновь заговорившего Брайана:

— Подарите мне еще четырнадцать дней, мистер Уэллес. Пока идут Игры. Сосредоточьтесь на территории в определенном радиусе от Фрайбурга. Если ничего не накопаете, буду искать другие пути. За эти четырнадцать дней я заплачу вам еще пять тысяч фунтов. Окажете мне такую услугу?

Из глубины ресторана доносились фанфары и приветственные возгласы тысяч зрителей, в ту же секунду отразившиеся эхом от всех окон. Блик от стакана, который Уэллес постоянно хватал и двигал по скатерти, упал на его серьезное лицо, и в уголках рта появился намек на улыбку. Он спокойно протянул руку:

— Тогда зовите меня Кит!

Несмотря на жару и опасность для здоровья — при скоплении тысяч людей она подстерегает всегда, — в Олимпийской деревне делать оказалось нечего. Случаев серьезных заболеваний желудка не было. Пока что единственный раз Брайан общался с английской сборной по телефону. Уже при заселении ему выдали карту для посещения стадионов и обычные приглашения на различные приемы и вечера. Но хоть время шло медленно, к обществу его не тянуло. Подобно слабому ветру в эпицентре бури, Брайан в полудреме проживал события, за которыми наблюдал весь мир.

— Я вам завидую, — говорил Кит Уэллес, когда звонил по утрам и отчитывался о работе.

— Я тебе не завидую, — говорила в ежедневных беседах Лорин. И лгала.

Олимпийская деревня напоминала кипящий чайник. Возникало ощущение, что все непрерывно перемещались с места на место. Брайана никто не замечал. Те немногие часы, когда Брайан не сидел у себя в комнате, он проводил в городе. В кафе крупных магазинов, в музеях, на скамейках в зеленых парках — они буквально изнемогали от нескончаемого лета, пока не собиравшегося отступать.

Ждать было невмоготу. Облегчения не приносили даже книги. Соблазн изучить многочисленные медицинские компании, расположенные неподалеку, оказался недостаточно велик.

Он думал только о Джеймсе.

«Наверное, я старею», — размышлял Брайан, пялясь на выключенный телевизор в дальнем углу гостиничного номера. После этих Олимпийских игр будут другие. Когда настанет их время, он, если захочется, заплатит за просмотр.