— Какая жалось, я ведь так долго ждал, когда ты созреешь, а от тебя несет пороком!

Стало обидно. Не так уж от меня и несло. А если не нравится — дали бы умыться, прежде, чем похищать. От неуместности таких мыслей я не смогла сдержать смешок.

— Сумасшедшая дрянь! — барон отбросил меня к стене.

Я больно ударилась спиной и локтями о доски пола. Тело и так болело после прошедшей ночи…Нет, об этом лучше не думать. Надо понять, как я могу выбраться отсюда. В единственном окне, через которое падал яркий утренний свет, стояла железная решетка. У меня есть только одна возможность сбежать, я должна действовать наверняка. Барон не закрыл за собой дверь. Не планирует никого отсюда выпускать?

— Ты же моя. Как лошади, свиньи, рожь, мука и вся ваша грязная деревушка. Как ты посмела делать что-то против моей воли?

Кажется, он правда не понимал, как такое было возможно. Интересно, хоть кого-то в своей жизни, кроме себя, он видел, как человека? Свою жену, что смотрела, как он терзает девушку за девушкой, и спокойно читала в зале под их крики? Короля? Были ли все аристократы такими, или это в бароне было что-то безвозвратно сломано? Его глаза сузились, и были совсем нечеловеческими. Он называл меня скотом, но именно он был похож на животное. Можно ли такое вылечить? Или это наказанье божье?

Он достал нож, и все мысли вылетели у меня из головы. Поздно думать, надо спасать себя.

— Я был готов устроить твою жизнь, но ты так грубо отказала. Я расстроился. Ты будешь молить о спасении. И я тебе его не дам, — вдруг совершенно спокойно, будто передо мной был другой человек, сказал барон. — Ты умрешь тут Мария, отдав душу мне. Ведь я твой бог.

Читая книги отца Госса, и слушая рассказы матушки о приспешниках дьявола, я думала о безобразных чудовищах, оживших горгульях, устрашающе измененных животных. Но я ошибалась. Настоящее чудовище было передо мной сейчас, планировало забрать самое ценное, что у меня было — мое жизнь.

Молча умирать я не собиралась.

Он был зверем, не человеком. Мольбы, угрозы — все было ему чуждо. Животное можно лишь напугать хищником сильнее, или привести в ступор. И я рассмеялась.

— Я тебя не боюсь, — глаза барона расширились, будто он не мог поверить в то, что слышал. — Борешься со слабыми девушками, что отродясь в руках оружия не держали — ты же просто трус!

С яростным криком он ринулся на меня. Немыслимым усилием воли я заставила себя стоят, не двигаясь, пока он не оказался совсем близко, и, резко рванула вправо. Барон на мгновенье потерял равновесие, и я со всей силы ударила его между ног. Он завыл, но я бросилась к двери. И правду не заперта! За ней оказались небольшой коридор и еще несколько комнат. Куда ж? На раздумье время совсем нет, и я побежала в дальнюю по коридору комнату. Та оказалась сквозной, и уводила дальше, в слабо освященные помещения. По бокам стояли доспехи, а на стене висело различное оружие. Позади раздались шаги, и я, не думая, схватила один из мечей. Под его весом едва не упала. И Как рыцари с такими тяжелыми мечами сражаются?!

Барон догнал меня, и выглядел он совсем безумно.

— Девочка, а девочка, что ты собралась делать с этим мечом? Положи, можешь ведь и порезаться.

— Страшно? — я взмахнула мечом, как поленом, отступая назад, дальше по коридору. Я молилась, чтобы выход был там. — Другие не защищались?

Барон двинулся на меня, но очередной взмах меча заставил его отступить. Еще пару шагов. Почему же окна в этом доме либо слишком узкие, либо в решетках? Господи, прошу, помоги мне.

Но мои молитвы не были услышаны. Я чуть оглянулась, пытаясь увидеть, есть ли позади меня дверь, и барон воспользовался этим, нападая и выбивая меч из моих рук. Он навалился на меня, приставляя нож к горлу. Я не могла даже вздохнуть, острое лезвие впивалось мне в кожу, и малейшее движение могло вызвать кровь.

— Почему тебе все еще не страшно? — обиженно, словно маленький ребенок, спросила барон.

Мне было страшно. Я боялась умереть теперь, когда познала, столько прекрасного есть в мире. И я боялась барона, потому что он был сильнее, вооружен, и совершенно безумен. Но новые знакомства и месяца путешествия изменили меня. Когда я видела барона в прошлый раз, я еще не теряла умирающего больного, которого пыталась спасти всеми силами. Не видела жестоко раненых и убитых. Не чувствовала всепоглощающей любви и наслаждения. Я была маленькой потерянной девочкой, у которой умерла мать, а барон — господином и богом для нашей и окружающих деревень. Никто не мог защитить меня от него, потому что его слова и желания для всех нас не слишком отличались от божественного повеления. Ты не можешь злиться на господа — эта одна из самых страшных ересей. Господь всегда прав.

Но барон не был господом. Он даже хорошим господином не был.

Он был бешеным псом, которого следовало убить, чтоб не заразил других.

Поэтому я боялась. Но кроме ярости я испытывала сожаления — я не хотела умирать сейчас, после того, как познала чудо прикосновения любимого человека. Ярость, от каждого его слова, за девушек, что он убил и сломал раньше, за тех, кого он и за людей-то не считал. Отвращение от его прикосновений, запаха, взгляда. И еще обжигающую жажду жить.

Этот клубок эмоций заставлял меня извиваться, пинаться, драться, как животное, которым он меня и считал. Я дернулась чуть сильнее, и сталь ножа укусила меня. Пошла кровь, и барон отдернул руку от моего горла.

— Не смей помирать так просто! — прошипел он, но я воспользовалась этим мгновеньем, и укусила его руку, что держала нож. Он вскрикнул и разжал пальцы. Я провернулась, ударяя его плечом, и потянулась за ножом. Он был так рядом, я почти чувствовала его кончиками пальцев, мне не хватало совсем немного, еще чуточку! Но руки барона были длиннее, и он схватил нож, вновь отбрасывая меня к стене. Подобрал оружие, и медленно поднялся, наступая. Я вскочила, и побежала, коридор, поворот, еще один, и — запертая дверь. Я дергала ее, как безумная.

— Я думал насладиться тобой постепенное. Твоей болью, страданием, но лучше всего — желанием этих страданий. Так смешно, когда вы, словно псы, начинаете ловить каждое доброе слово и жест, и дорожить ими. Но ты посмела сделать