В итоге ей всё-таки пришлось беседовать с Леонидом Ильичом. Правда, сначала тот минут пять уделил Кобзону, явно о чём-то просившему партийного лидера, затем кинул какую-то шутку зардевшейся Ангелине Вовк, и только после этого его взгляд упал на Пугачёву.

– Мне понравилось ваше выступление, – причмокнув, заявил он. – Особенно «Посидим-поокаем», душевно. И остальные песни неплохие.

– Спасибо, Леонид Ильич, – хором выпалили Слободкин и Пугачёва.

– Давайте сочиняйте еще, – напутствовал нас Брежнев, пожал нам с Павлом руки, чмокнул Пугачёву в губы и отправился дальше.

– Фух ты, теперь неделю руку мыть не буду, – вполголоса то ли пошутил, то ли всерьёз сказал Слободкин.

А мне почему-то, наоборот, захотелось побыстрее протереть ладонь салфеткой. Представил, как я реагировал бы, реши генсек меня поцеловать, как и Аллу, в губы… Да уж, а ведь никуда не денешься, ещё и улыбаться будешь.

Приблизительно через час наконец стали закругляться. На прощание нам было велено влиться в дружные ряды собравшихся и принять участие в фотографировании с Брежневым. По иронии судьбы я оказался от Леонида Ильича через одного человека, между нами вклинилась какая-то немолодая тётка с медалькой «Заслуженный учитель школы РСФСР». Тут я как раз вспомнил просьбу Чистякова сфотаться с генсеком. Ну вот, Иван Степанович, ваша просьба выполнена. Нужно будет только договориться вон с тем лысым фотографом.

Оказалось, что и договариваться не пришлось. Нам сказали, что фото вышлют на адреса, указанные в наших паспортных данных как место прописки. Ну и здорово, не нужно дёргаться лишний раз. А вот насчёт фотографии с Высоцким хорошо бы всё-таки подсуетиться. Кстати, завтра почти целый день делать нечего, прямо с утра наберу номер этого Вержбовского, может, он уже проявил негативы и готов продать фотографию?

Своими планами я поделился со Слободкиным, когда мы втроём уселись в его «Волгу», и Павел одобрительно кивнул:

– Правильно, нечего затягивать. А то мало ли, потеряет негативы, и когда ещё представится возможность запечатлеть себя с Владимиром Семёновичем… Аллочка, тебя домой? Поехали.

Не ожидал я, что повесть «Забытые герои» удастся написать так же быстро, как и «Крепость на Суре». В первой книге вспомогательных материалов было больше, тут же пришлось прежде всего полагаться на фантазию. Но, что называется, пошло, и за неделю до нового, 1976 года я держал в руках рукопись повести на 130 машинописных листах.

– Зина, это тебе! С наступающим! – вручил я Зинаиде большую коробку шоколадных конфет, дождался восхищенного вздоха и откланялся, пообещав после праздников заявиться с очередным опусом, достойным как минимум Нобелевской премии по литературе.

На душе, несмотря на падавший с неба снег, пели соловьи и цвела весна. Да и снегу в этот отнюдь не морозный зимний вечер я был по-настоящему рад, захотелось даже с разбегу плюхнуться в пышный сугроб по примеру веселящейся ребятни.

Я не торопясь поднимался по улице Кирова, перебирая в памяти события последних месяцев. Как волновался, когда Вале в конце ноября пришлось лечь на сохранение! К счастью, всё обошлось, и сейчас моя супруга, отправившаяся в декретный отпуск, гордо фланировала по коммуналке со своим округлившимся животом. Как в очередной раз мотался в Москву, теперь уже целенаправленно на встречу с Тарковским. Я едва не опоздал на обратный поезд, так мы с Андреем Арсеньевичем увлеклись обсуждением будущего сценария фильма. Он запланировал сделать проект международным, взять на роли американцев настоящих янки. Например, молодого актёра Джека Николсона, моментально ставшего звездой после премьерного показа в конце ноября на Чикагском кинофестивале фильма «Пролетая над гнездом кукушки». А на главную роль хотел пригласить Олега Янковского. Помня, что рано или поздно режиссёр всё равно снимет Янковского, я только пожал плечами, мол, ничего не имею против этой кандидатуры. Договорились, что к февралю я напишу сценарий, а он к тому времени начнёт договариваться с киношным начальством. Эх, хорошо бы выгорело!.. Я про себя прикинул, что Тарковский снимет, скорее всего, двухсерийную ленту. Памятуя его уже снятый «Солярис» и только задумывавшийся «Сталкер», наполненные философским подтекстом и с минимумом действия, я решил во что бы то ни стало уговорить Андрея Арсеньевича добавить в картину экшена. И уже в ходе нашей первой деловой встречи намекнул, что сюжет в книге растянут, а потому сценарий должен быть более ёмким.

И вот наконец готова ещё и рукопись о Золотарёвском городище. Поскольку Георг Васильевич Мясников лично обещал мне помочь с её изданием, то завтра же попробую записаться к нему на приём. У меня есть номер телефона его помощника, с которым мы в сентябре объезжали учебные заведения города, презентуя первую мою историческую повесть, вот пусть Артур Вазгенович и поспособствует нашей встрече. И хорошо бы решить этот вопрос до Нового года, а то знаем мы эти праздники, когда люди весь январь выходят из штопора. Хотя в СССР столько выходных не давали, 2 января люди на работу выходили, но на всякий случай лучше перестраховаться.

Дома на ужин меня ждали пельмени со сметаной. Пельмешки обалденные, Валя лепила их сегодня сама, пользуясь наличием свободного времени. А нынешняя сметана на вкус не чета той, что будет в будущем… Да что рассказывать, такие вещи нужно пробовать!

Интерьер нашей комнаты немного изменился – его пополнили не только еловые лапы, натыканные Валентиной по всем углам, но и две фотографии с моим участием. Одна была получена на днях по почте, вернее, в большом конверте было три одинаковых снимка 15×20, где я был запечатлён стоящим рядом с Брежневым после банкета на Дне учителя. Одну из фотографий Валя вставила в рамочку и поместила на комод. А ещё раньше на книжной полке занял место снимок чуть меньшего размера столичного фотографа Валерьяна Вержбовского, сделанный им в салоне Ники Щербаковой. На нём крупным планом были я и беседующий со мной Высоцкий, из-за плеча которого выглядывала Влади. Качественное, но тоже, к сожалению, чёрно-белое фото, как и с Брежневым. Далеко тут ещё до цифровых технологий XXI века. Кстати, пользуясь случаем, я выкупил у Вержбовского сразу десять фотографий разного размера. А вот негативы выцыганить у него не смог, хотя и предлагал весь полученный накануне за выступление на Дне учителя гонорар.

Вопрос о встрече с Мясниковым удалось решить на удивление легко. Выслушав по телефону мою просьбу, Багдасарян пообещал перезвонить, и действительно, всего через час в овощном магазине раздался звонок.

– Сергей Андреевич, это Багдасарян. Я поговорил с Георгом Васильевичем, он согласен вас принять завтра, в пятницу. Вы записаны на десять утра, вас это время устраивает?

– Да, конечно, думаю, на работе проблем не будет.

На случай утреннего привоза я тут же вручил Тане червонец: отдаст водителю, чтобы он сам сгрузил картошку, или что там будет, куда надо. И утром с чистой совестью отправился в здание жёлтого цвета на площади Ленина.

Дежурный милиционер сверился со списком, проверил мои документы и только после этого сказал, где находится кабинет Мясникова. Оставив в гардеробе пальто, шарф и кроличью шапку, я поднялся на третий этаж, постучал в нужную дверь и оказался в приёмной. Немолодая, строгая с виду секретарша, выяснив, кто я и на сколько записан, процокала к двери в кабинет босса, постучала и, приоткрыв створку, доложила обо мне. Затем кивнула: «Входите».