— Антон!

Тишина долгая, мучительная, уже было поверила, что он, как обычно, ничего не скажет.

— Ты что-нибудь слышала о Бересове? — после долгих раздумий спросил он.

— Да. Довольно известный политик в нашей области. Внес много программ по защите детей и окружающей среды.

— А по совместительству смотрящий за областью: контрабанда оружия в страны Ближнего Востока, работорговля детьми, ну и, конечно, наркота.

— Понятно, оказался Бересов полным дерьмом, — осторожно произнесла я, — Но причем здесь ты?

Антон сел на диван, уставился в пол и начал рассказывать.

— К бабке Тамаре тогда приехали его люди и тонко мне намекнули, что если не стану работать на них, то лишусь своей головы прямо там. Я, конечно, мог поперек них пойти, даже один, но Митяй на тебя глаз положил, ублюдок. Слава за ним идет такая, что даже проститутки бояться его как огня — мразь и садист. А когда тебя этот сукин сын увидел, у него аж слюнки потекли, на лбу было написано, каким пыткам он тебя подвергнет, сделай я неверный шаг. Я дал свое согласие, понимая, что в конце они от меня избавиться как от ненужного элемента в своей цепочке.

Пропал у них груз с оружием, который Бересов, тот же Батя, направил в Ингушетию. Не доехал состав, на полпути потерялся. Вот здесь я Бате и подвернулся со своими возможностями и талантами.

— Как в Ингушетию? Там ведь наши! Там… — у меня дыхание перехватило, а Тошка горько усмехнулся и продолжил:

— Батя, конечно, и не вспомнил бы про меня, если бы не тот инцидент с теми тремя подонками. А вернее одним, очень избалованным ублюдком, который по несчастью оказался племянником его близкого кореша. Итак, груз я нашел.

— И это все?

— Конечно, нет, — злорадно усмехнулся он, — Пока я Батин груз разыскивал, многое, что успел увидеть, — Тошка поднял на меня свои глаза, и я поневоле вздрогнула — столько ненависти я не видела никогда, — Я вышел на ту мразь, которая занималась подбором детей в восточные бордели для Бересова.

Я охнула, и сердце мое сжалось.

— Детям от десяти до тринадцати лет, не больше. Он скупал их у директоров приютов, куда вкладывал немалые деньги, причем из федерального бюджета. Как раз по той программе по защите детей, как ты говорила.

— Но как об этом не стало известно? Ведь это же дети!

— Не будь наивной! Кто сейчас заботиться о судьбе сирот? Кому они нужны? Все очень и очень просто: ребенок исчезал, а его отмечали как сбежавшего, неуправляемого с расшатанной психикой. На самом деле детей туда подбирали тихих и забитых.

Я нашел эту тварь и убил. Конечно, Бате это не понравилось, очень не понравилось, так как я нарушил его давно налаженную связь с борделями за границей. Чтобы найти очередного посредника понадобиться очень много времени, для того чтобы проверить человека, ввести его в курс дела. … Потом я сдал его груз с оружием фэшникам. Много денег Батя потерял, очень много миллионов долларов. Ну, а для своей страховки я "одолжил" у Бати всю его черную бухгалтерию по работорговле и надежно спрятал, и на ухо кое-кому шепнул, что в случае моей смерти эти документы попадут туда, куда надо. Теперь понимаешь, какая редкая сволочь стоит у власти? Зачем я это сделал? Потому что сам сирота. Потому что они так или иначе меня бы убрали после выполнения задания. А так у меня есть один мизерный шанс остаться в живых.

Антон снова начал с двойным упорством разглядывать пол. Прошло минут пять не меньше, когда он поднял свои глаза, полные горести и решимости.

— Уезжай из страны. Ты верно подметила, я самого начала знал, что тебя не оставят в покое. Боюсь, что ты для них единственный козырь против меня. Не думай обо мне. Если я выживу, я приеду к вам. Уезжай, слышишь, хорошая моя…

Из глаз моих брызнули слезы. Я даже не могу передать, какая ярость клокотала внутри меня.

— Я уеду, черт с тобой! Но ты, сукин сын, приедешь ко мне! Ты не посмеешь сдохнуть, когда ты так нужен!

Тошка обнял меня и даже тихо рассмеялся:

— Узнаю тебя. Ты сама нежность и очарование, — он немного помолчал, а потом тихо и нежно произнес:

— Я не шутил. Я действительно не хочу тратить время на разговоры.

Я посмотрела ему в глаза. Ясный, чистый взгляд его серых глаз больше не обдавал меня холодом. Тихо вздохнув, я покосилась на свой заметно округлившийся живот — неужели я еще возбуждающе выгляжу? Тошка понял мой взгляд по- своему:

— Я не причиню ребенку вреда.

О, Господи, Тошка, я в этом даже не сомневалась.

Мне не спалось. Я в очередной раз прокручивала всю информацию, которую услышала от Антона. Неужели нет выхода? И какой же он упрямый! Даже слышать ничего не хочет о моем отце. И это в такой-то ситуации? Но боюсь, тут замешена не только гордость. Он не хочет подставлять никого, кто мне дорог. Но я не могу сидеть сложа руки!

Потихонечку пробравшись на кухню, и прикрыв за собой дверь, я включила давно забытый сотовый телефон и набрала номер отца.

— Ну, наконец-то, мать твою! — рявкнул он в трубку и вздохнул от облегчения — Ты чего вытворяешь? И это в твоем-то положении! Ты где пропадала? Где ты?

Я помолчала пару секунд и тихо сказала:

— Если ты закончил, могу ли я тебя попросить? — отец громко выругался, но трубку не бросил.

— Как там Кир? — начала я с главного.

— Нормально. Ваша няня просто образец терпения и понимания. Я почти каждый день навещаю его.

— Спасибо тебе.

— О чем ты? Он мой внук. И твой сын, кстати, ты не забыла? — я только зубами скрипнула, — Надо полагать, Антон с тобой?

— Нет, его нет в городе, он спрятал меня и куда-то уехал, — почему-то соврала я. Пока не поговорю, ничего ему не скажу.

— А о сыне он не забыл?

— Он справедливо предположил, что с Киром ты нам поможешь.

— Что ж, тоже верно. Зачем звонишь? Не удосужилась до этого отца известить, так что сейчас беспокоишься?

— Пап, поговорить надо.

— Да уж догадался, не дурак. Где ты?

— Я не могу сказать…

— Какого черта?!

— Пап, я, правда, не могу, на то есть причины, не злись. Давай возле причала в семь.

— Я подъеду, — вздохнул мой отец и отключился.

На улице почти рассвело. А я никак не могла придумать, куда бы отправить Антона с утра пораньше, чтобы не заметно улизнуть