Трубка противно запищала, я бросила ее на сиденье. Дананаходится дома, судя по уверенному голосу, у нее все в порядке. Наверное,полковник Дегтярев прав, я слишком увлекаюсь чтением детективных романов, и мнена каждом углу чудится преступление. Ну почему я решила, что рыжеволосойкрасавице нужна помощь? Девушка смотрела на меня умоляющим взором? Может, у неевсегда такой взгляд! Вот, например, наш мопс Хуч. Если не знаешь, что он с утрахорошо закусил курицей, полакомился печеньем, которым его угостил Аркадий,затем украл малую толику фруктов из спальни Маши, то заплачешь от жалости кнесчастной собачке, которая смотрит на тебя огромными карими печальнымиглазами. У посторонних людей, впервые увидевших Хуча, кусок застревает в горле,и они начинают угощать мопса, приговаривая:

– Маленький! Совсем проголодался, вон как кушать хочет!

Представьте изумление добрых гостей, когда Хучикотворачивает нос от сыра, а Маня радостно поясняет:

– Не давайте ему «Чеддер», Хуч ест только «Трюфель».

Вот вам и ослабевшая от недоедания собачка!

Вероятно, у Даны такой образ: девушка со слезами на глазах.И почему я решила, что рассказ о сумке из бутика «Алонсо» – это попытка женщиныназвать свое имя? Она просто хотела похвастаться эксклюзивным клатчем! Все,забудем о глупом происшествии, лучше сделаю педикюр, правда, к моему мастерунадо записываться заранее.

Я позвонила в салон и узнала, что маникюрша Танечка готовапринять меня прямо сейчас. Я поехала в сторону Кутузовского проспекта, тихорадуясь невероятной удаче. Попасть в разгар лета на педикюр без предварительнойдоговоренности сродни чуду.

Чтобы клиентка не скучала во время процедуры, Таня дала мнепару глянцевых журналов, и я принялась лениво листать страницы. На фотографияхмелькали одни и те же лица, оставалось лишь удивляться, почему некоторым людямне надоедает безостановочно носиться по тусовкам. Я зевнула.

– Скучное чтиво? – тут же спросила Танечка, ловкоорудуя пилкой.

– Точно, – согласилась я.

– Возьмите другой еженедельник, – посоветовала онаи сунула мне тоненькую брошюру, – совсем новый, только вышел.

Я раскрыла обложку и увидела фото Даны. Красотку сняли вовесь рост, ее стройное тело обтягивало нежно-голубое платье, рыжие волосы былизаколоты в высокую прическу, в мочках ушей висели огромные бриллиантовыесерьги, а в руках Володина держала тот самый клатч из «Алонсо». Очевидно, наданном этапе жизни он являлся ее любимой сумочкой. Маленькие ножки Даныукрашали босоножки, щедро усыпанные стразами, и я опять увидела ее изящныеаккуратные пальчики.

– Красивая женщина, – невольно вырвалось у меня.

– Кто? – тут же проявила любопытство Таня.

Я повернула к ней журнал.

– Дана, – коротко сказала Таня.

– Вы ее знаете? – удивилась я.

– Довольно хорошо, – кивнула Танечка, – онабыла моей постоянной клиенткой. Вот уж не ожидала!

– Чего? – напряглась я.

Таня подлила в ванночку горячей воды.

– Дана в нашем салоне обслуживалась не один год, сюдаеще ее мама ходила. Вот уж кто была милейшая женщина, всегда улыбалась,оставляла щедрые чаевые, никогда пальцы не растопыривала, хотя с ее-то деньгамимогла нас тут всех построить. И Дана воспитанной казалась. Она очень сильноизменилась после замужества, стала мрачной. Ой, тут такое было! – Танявдруг испуганно замолчала.

– Говори, говори, – поощрительно закивала я.

Мастер поплотнее закрыла дверь кабинета, взяла кусачки истала самозабвенно сплетничать.

Салон, который я посещаю, пользуется популярностью узнаменитых людей, не всякий захочет краситься и стричься на глазах у простойпублики, поэтому на минус первом этаже здесь есть VIP-кабинет. Как-то разадминистратор велела маникюрше:

– Иди скорей, там Володины приехали, мать и дочь.

Танечка поторопилась к лестнице, спустилась вниз и решила насекунду заскочить в туалет. Не успела она шмыгнуть в кабинку, как изпредбанника послышались шаги, потом плеск воды и сердитый голос ОльгиМихайловны, старшей Володиной:

– Немедленно умойся и не позорь меня перед постороннимилюдьми! Кому сказано, перестань рыдать.

– Слезы сами льются, – простонала Дана, –мама, если вы с папой не разрешите нам с Сережей пожениться…

– Замолчи, – отрезала Ольга Михайловна, – небывать этому никогда!

– Мама, я покончу с собой!

– Сергей – альфонс! Жиголо!

– Он любит меня, – заплакала Дана.

– Еще бы, – фыркнула мамаша, – с твоими-томиллионами!

– Нельзя же все мерить деньгами, – с отчаяниемвоскликнула дочь.

– В нашем случае только так и можно, – жесткоответила Ольга Михайловна. – Сергей прощелыга, он весь в долгах. Ездит надорогой иномарке, шикарно одевается, но денег не имеет. Нам такой зять ненужен. Не пускай сопли, отец найдет тебе отличного мужа, чем, например, плохНикита Романцев?

– Лучше умереть! – зарыдала Дана. – Он урод!Лысый! Толстый! Страшный!

– Нам не нужен зять мошенник и…

Окончание фразы потонуло в звоне.

– Господи, – закричала Ольга Михайловна.

В голосе Володиной звучал неприкрытый страх, и Танечка,наплевав на осторожность, выбежала из кабинки. Перед ее глазами предсталошокирующее зрелище. На полу осколки зеркала, у раковины стоит бледная, каксмерть, Дана, из ее левого запястья льется кровь.

Таня метнулась в VIP-кабинет, принесла йод, бинты, перекисьводорода и промыла девушке тонкий порез. Поскольку дело происходило в подвале,ни посетители салона, ни работники шума не услышали.

– Танечка, – нежно сказала Ольга Михайловна, когдаманикюрша закончила обрабатывать рану, – здесь три тысячи евро, возьмите.

– За что? – испугалась Таня.

– За маленькую услугу, – заискивающе улыбнуласьОльга Михайловна, – вы скажете, что сами разбили зеркало. Ну,поскользнулись, стали падать, случайно стукнули по стеклу кольцом. Наша семьянаходится под постоянным вниманием прессы, желтые газеты из ерунды вмиг раздуютсенсацию. Услышат про историю с зеркалом, напишут: «Мать и дочь Володиныподрались в туалете», увидят перебинтованное запястье и выдадут версию: «Данахотела покончить с собой». Выручите нас, милая.