Павел Андреевич выбрал несколько цифр, которые, как он считал, наиболее подходили к ключу записки:

29 — злой умысел (убийство императора к доброму умыслу отнести трудно);

42 — путешествие (а почему нет, ведь и жизнь, и смерть суть наши путешествия в разных мирах);

48 — суд, приговор, наказание (самое подходящее для заговорщиков определение того, что они собирались сделать).

Теперь надобно применить ключ к записке. Например, 48.

Павел Андреевич размашисто написал на чистом листке бумаги:

ФОТСТ

Затем подписал под буквами:

Ф О Т С Т

4 8 4 8 4

Итак, четвертая буква по алфавиту вперед от Ф — Ш, восьмая от О — Ц, четвертая от Т — Ц, восьмая от С — Щ, четвертая от Т — Ц. Получается… ШЦЦЩЦ. Нет, не то.

Тогда так: четвертая буква по алфавиту назад от Ф — Р, восьмая от О — Ж, потом О, восьмая буква от С — И, четвертая от Т — О. Получается… РЖОИО. Опять не то.

Несусветная галиматья получилась у Татищева, когда он попробовал применить в качестве ключа и цифры 29 и 42. Правда, из сих попыток подполковник вынес и один положительный результат — ключ не мог состоять из двух цифр: только из трех или даже четырех.

Хорошо, пусть из трех.

Павел Андреевич выписал из тетради на листок несколько подходящих для ключа трехзначных цифр, отметая с двумя нулями:

315 — зло, вред;

318 — добродетель;

350 — справедливость (черт их знает, этих заговорщиков, может, устранение Павла они считали делом добрым и справедливым, а может, они просто веселые робяты);

365 — путешествие, усталость;

666 — убийство, зло, вражда.

Начал с последней.

Ф О Т С Т

6 6 6 6 6

Вперед по алфавиту получилось слово ЪФШЧШ, назад — ОЗМЛМ.

Татищев взял цифру 365: мимо.

Черт! Так можно возиться с этой запиской до морковкиного заговенья! Или до той поры, покуда рак на горе не свистнет.

Цифры 350, 318 и 315 тоже не являлись ключом к шифровке.

«Теперь попробуй четырехзначные», — сказал Татищеву его внутренний советчик.

«А ты знаешь, сколько там может быть вариаций?» — возмутился Павел Андреевич.

«Не так уж много, как кажется».

И правда, из числовой азбуки подполковник выбрал лишь с полтора десятка четырехзначных чисел, могущих быть ключами к шифру. Из них наиболее приемлемыми были 1095, 1260 и 1390. Последнее число отчего-то показалось ему знакомым, но на сей раз он решил начать с первого.

Мимо! Второе. Тоже мимо. Ну, если и число «опасность» не подойдет…

Погоди-ка, погоди-ка! Угличская драма! Дело о загадочной кончине царевича Димитрия в 1591 году. Официальная версия была тогда такая: царевич страдал падучей болезнью и, играя ножиком в тычку, в приступе сей напасти упал на нож и закололся. Однако когда в Углич прибыла следственная комиссия во главе с боярином Шуйским и из рва у крепостной стены извлекли вместе с другими труп дворцового дьяка Битяговского, по наущению коего, как говорили в городе, убили царевича, то в портах его была обнаружена грамотка с непонятными словами. Грамотку ту вместе со следственными материалами Шуйский привез в Москву, и оказалась она ни много ни мало как «затейливым письмом», то бишь литореей — настоящей шифровкой. Долго бились над ней умельцы-подьячие из Приказа тайных дел, покуда не расшифровали. А на грамотке сей было всего две строки:

Веление Верхней Венты: царевича Димитрия убить, да обставить так, будто сие случай не щастный.

Грамотка скоро пропала невесть куда, а дело это и по сию пору хранится в Преображенском архиве, да только без нескольких первых листов, на которые был разрезан столбец свитка. Пропали, утратились сии листочки. А на них-то и было содержание исчезнувшей грамотки. Лишь немногим известно ее содержание, да те помалкивали. А код, или ключ, коий умельцы из Приказа тайных дел все же подобрали к грамотке с тарабарщиной, был 1390! По каббалистической науке — опасность! Царевич Дмитрий и впрямь, подрастая, становился опасным; играючи, рубил сабелькою головы чучелам, приговаривая: «Вот так я поступлю с Мстиславскими, так с Годуновыми, а так с Феткой Романовым…». Словом, весь в грозного папеньку.

Татищев в возбуждении потер руки.

Опасность! Ну, конечно же! Император Павел тоже, верно, кому-то стал опасен, вот его и убрали. Как царевича Димитрия.

Татищев взял новый листок и вывел:

ФОТСТ ЦЪПЖО ШЕСИНАУЯ УНКЖЬ КФУЦОТСХУ РУСКБК

1 3 9 0 1 3 9 0 13 9 0 1 3 90 1 3 9 0 1 3 9 0 1 3 9 013 9 0 13 9 0 1 3

ЛЕСШЦЕК ЕОНУЮ УУСРЧСПЖЧ УВУЙТЭ НЦИДЦ СЗЫВЫЬ

90 1 3 9 0 1 3 9 0 1 3 9 0 1 3 9 0 1 3 9 0 1 3 9 0 1 3 9 0 1 3 9 0 13 9 0

Итак: ХСЪ…

Нет, надо считать назад:

УЛИСС УСПЕЛ ПЕРЕДАТЬ…

Получилось, черт побери! Вот оно, послание генералу Талызину:

УЛИСС УСПЕЛ ПЕРЕДАТЬ КНИГУ КУРНОСОМУ. ПРИКАЗ ВЕРХНЕЙ ВЕНТЫ: КУРНОСОГО УБРАТЬ, КНИГУ ИЗЪЯТЬ.

О важности дамских разговоров. — Условности на то и условности, чтобы ими пренебрегать. — Откровения Александрин Хвостовой. — Эффективность физических воздействий человеческих особей друг на друга. — Небольшое красное пятнышко меж бровей вразлет.

Дамская беседа для человека постороннего, паче для мужчины, вещь маловразумительная, легкомысленная, а посему начисто лишенная смысла и логики. Что, скажите мне, они так возбужденно, серьезно и бесконечно долго обсуждают? Как правило, пустяки да сущие безделки. О погоде поболтали — сегодня ведро, завтра ненастье, послезавтра опять солнышко, — от климатических причуд плавно перешли к только что приобретенным шляпкам да шалям, по пути сделав отступление на новые шелка для рукоделия и последние образцы новомодных кружев. Наговорившись о нарядах, подступили к их хозяйкам: где кого с кем видели, что та или иная сказала, как губы поджала да нос задрала. После сей обширной преамбулы приступают к самому интересному — приватной, семейственной жизни родни и знакомых. В этой части первенствуют похороны, болезни и свадьбы, щедро приправленные пикантными инцидентусами или скандалами. Как горный ручеек в капризном русле, журчат голоса собеседниц, то затихая почти до шепота, то всплескиваясь бурной волной удивления или возмущения, смешанного с восторгом. Ибо женщина — существо, отличное от мужчины, то есть тонкое и чувствительное. Для нее важны не точность и достоверность информации, но нюансы и оттенки бытия души, не духа, заметьте — души. А стало быть, важна не сама фраза, а то, что за ней сокрыто. Посему обмен рецептами соления огурцов или крыжовенного варенья воспринимается женщинами как акт внимания и доброго отношения собеседницы, а в любезной фразе по поводу новой шляпки женщина мгновенно уловит сокрытое пренебрежение или даже недоброжелательство. Несколько иной бывает беседа дружеская, и хотя мужчины узурпировали право на дружбу, полагая, что лишь они умеют дружить по-настоящему, а все же и среди женщин иногда тоже можно встретить сии близкие и теплые отношения, подпадающие под разряд дружеских. Хотя и редко.