Но сразу замолчал, почувствовав гул земли. Его подбросило вверх, от чего он стукнулся о купол.

– Ай, ай! Ты специально? – закричал Александр.

Через минуту купол рассыпался как песок, испачкав юношу.

– Ой, ой, ой! – выплёвывая песок, попавший в рот, Александр поднялся и замер, в изумлении вытаращив глаза.

Земля вокруг была покрыта трещинами и дырами. Складывалось ощущение, что здесь случилось землетрясение. Повсюду валялись десятки, если не сотни мертвых зверей.

– Сила земли поражает… – молвил Александр, с уважением взглянув на Аканхту.

– Да, – спокойно кивнула Аканхта, – жаль, что ты способен лишь тело развивать. Уверена, будь у тебя частица эссенции, ты был бы не слабее меня.

Сказала она это без издевки, искренне жалея о такой потере, посему и Александр не начал язвить, как изначально хотел сделать.

– Тебе нужно время для восстановления, – вздохнула Аканхта, – впрочем, мне тоже. Отдохнем, поедим и двинемся в путь. Ты спишь первым.

Александр кивнул и рухнул на землю, желая провалиться в сон. Патрицианка покачала головой и достала из кольца перину, передавая ее дерзкому плебею.

– Я понимаю, что у тебя нет кольца, но как-то можно было взять собой все необходимое, – произнесла она.

– Ой, ой, ой, – встрепенулся Александр, – какая мягкая штука.

Юноша был очень доволен. Хотя обычно он спал в подпространстве Рассекателя.

– Благодарю, Аканхта… – усталость давала о себе знать.

Александр улыбнулся и быстро заснул.

«Он хороший воин и человек неплохой, почему же Секст так ненавидит Марка Друза?» – размышляла Аканхта, вглядываясь в безмятежное лицо юноши.

***

Время шло, уже несколько дней Аканхта и Александр двигались к гробнице Демона. По пути им попадалась дикие звери, но не в таких количествах, как в тот день. Во время одного из привалов, поедая мясо, Александр обратил внимание на то, что Аканхта очень мало ест. Он удивился и заявил, что из всех добродетелей никогда не принимал умеренности. Александр сказал:

– Я всегда любил вкусно и обильно поесть, зачем себя ограничивать?

– Из умеренности рождается истинное удовольствие, – ответила Аканхта, – ведь если не обуздывать свои страсти, то они захватят тебя, и тебе будет все мало. Ты будешь нуждаться в большем и никогда не насытишься.

– Пф! – фыркнул Александр. – Тогда я просто буду до бесконечности удовлетворять свои страсти.

– Умеренность – главная добродетель, – покачала головой Аканхта. – А, по-твоему, Секст, какая главная добродетель?

– Что за внезапный приступ любомудрия? – усмехнулся Александр.

– Хочу понять, что ты за человек, – спокойно пояснила Аканхта, заглянув ему в глаза.

– Хм, – пожав плечами, юноша ответил, – рассудительность главная добродетель, она же благоразумие.

– Почему же?

– Только обладая рассудительностью можно понять, когда и как надо действовать. Представь ситуацию: ты мать троих детей, не патрицианка, а обычный плебей, купила на рынке еду, и возвращаешься домой. Видишь нищенку, которая просит поесть для себя и для своего сына. Ты не можешь пройти мимо, ведь ты такой хороший человек, – с насмешкой проговорил Александр, – и отдаешь им всю еду. Ты поступила хорошо, благородно, но не рассудительно. Ведь у тебя есть собственные дети, которые теперь будут голодными. Посему без рассудительности нельзя.

– Хороший ответ, – кивнула Аканхта. – Хочешь знать, какую добродетель я почитаю второй по важности?

– Нет, – рассмеялся Александр.

Аканхта пожала плечами и молча уставилась вдаль.

– Да шучу я, – улыбнулся юноша, – конечно, мне интересно.

– Главная добродетель – умеренность, после нее идет милосердие, она же любовь к ближнему, – спокойно молвила Аканхта.

Александр удивленно вытаращил глаза.

– Любовь к ближнему? – с издевкой проговорил он. – Ты где это вычитала, патрицианка? Что еще за любовь к ближнему? Один софист сказал: «Падающего толкни». Разве он не прав?

– И как ты это понимаешь?

– Дабы разумный рос, ему нужно преодолевать себя, свои слабости. Мы должны толкнуть его в еще большую бездну, чтобы он или погиб, или, став сильнее, выкарабкался! – раздраженно проговорил Александр. – Возьми меня, я ущербный, лишенный возможности поглощать духовную энергию, в мире практиков я отребье. Но я не сдался, я продолжал идти вперед, помогали ли мне? Конечно! Но без моей воли ничего не вышло бы.

– Ты противоречишь сам себе, Секст, – покачала головой Аканхта. – Ответь, справился бы ты сам, без милосердной помощи других?

– Может, и справился бы, – нахмурился Александр.

Он не хотел этого признавать, но без своего отца юноша не смог бы достичь нынешних высот. Филипп не бросил его, не отказался от бесполезного сына, искал подходящие травы и пилюли, потратил немало золота, чтобы укрепить его тело. Разве не любовь двигала им?

– Может ты и права, – вздохнул Александр. – Мой дед учил подобному… Моя мать пыталась воспитать меня в серафианстве. Мне ведь и самому нравится эта идея, но мир… он не подходит для жизни по этой заповеди.

– Мы должны изменить его так, чтобы он именно таким миром и стал.

– Разумные будут делать одно и то же, как ты не бейся, – покачал головой Александр.

– Почему ты так думаешь?

– Такова наша природа.

– Природа? Что такое природа? Кто определил, что естественно, а что нет? – Аканхта слегка улыбнулась. – Разве в первые века существования мы не жили сообща, не помогали друг другу во всем? У нас не было ни богатых, ни бедных, все было общее. Любовь к ближнему, взаимовыручка, солидарность, только так разумные могли выжить. Это было естественно для них.

– Хм, – улыбнулся Александр, – кто-то читал дьявольские книги, и где только нашла? Хотя, чего это я спрашиваю? Ты ведь патриций, что угодно можешь достать.

– Я не могу отрицать наличие здравых идей даже у них, – пожав плечами, сказала Аканхта. – В моей семье всегда учили, что надо помогать другим. Только так, сохраняя единство и помогая друг другу, мы сможем выжить и противостоять другим силам этого мира. Наша семья благородна. А благородный, в отличие от низкого, знающего только выгоду,