пехотинцы храбро сражались, чтобы задержать ее, позволив выжившим бойцам 10-й танковой дивизии достичь Факкеха и укрыться там. Но они заплатили тяжелую цену и вынуждены были уступить позиции, потеряв две своих бригады.

Столкнувшись с таким поворотом событий, президент Ирака разрешил подразделениям 4-го корпуса отступить, чтобы сохранить то, что еще можно было спасти. Как позже скажет генерал Макки, командовавший в то время соседним 3-м корпусом: «Саддам мог быть высокомерным; он мог быть волевым, но он не был дураком». 29 марта иракские войска восстановили свои позиции примерно в 10 километрах от границы, используя местность, насколько это было возможно, чтобы восстановить сплоченную линию обороны. Со своей стороны иранцы намеревались максимально использовать свое преимущество и собрали несколько танковых бригад в Чезарехе, чтобы отправить их на штурм Факкеха.

Но они позволили себе увлечься и совершили серьезную ошибку. Их танки помчались по каменистой засушливой равнине, полого склоняющейся к иракской границе, не заметив, что покинули защищенную зону, прикрываемую ракетными батареями «Хок», развернутыми у Шуша. Иракское военное командование воспользовалось своим шансом и немедленно начало воздушную атаку на танковые колонны. В течение тридцати шести часов иракские истребители стремительно проносились над обширной равниной, чтобы остановить иранский прорыв. Они уничтожили около ста танков, заставив иранцев отступить. Саддам Хусейн извлек из этого инцидента важный урок: при разумном использовании военно-воздушные силы могут остановить прорыв противника. Поэтому ее следует использовать экономно. Он приказал, чтобы отныне миссии огневой поддержки возлагались на боевые вертолеты, а как можно больше истребителей оставалось в резерве для крайне срочных ударов или задач, считающихся относительно безопасными.

Тем временем иранское военное командование реорганизовало дислокацию своих войск, пополнило запасы боеприпасов и переместило артиллерию ближе к новой линии фронта. По пути его войска восстановили контроль над Мусияном. Несмотря на потери, нанесенные иракской авиацией, иранские генералы знали, что одержали свою первую крупную победу. За одну неделю они продвинулись почти на 60 километров, сократили крупнейший иракский выступ и вернули несколько нефтяных месторождений, нанеся противнику серьезные потери: 400 танков и бронемашин и 150 артиллерийских орудий были уничтожены или захвачены; 8000 иракцев убиты; 10 000 взяты в плен; три дивизии – две трети 4-го корпуса – уничтожены. Иранцы даже смогли захватить неповрежденную батарею смертоносных зенитно-ракетных комплексов «Бук», которые они будут изучать для разработки адаптированных контрмер. Победа досталась ценой 4000 убитых, в основном из рядов КСИР, и 12 000 раненых, но эти потери были быстро восполнены. Больше беспокоило уничтожение 200 танков и стольких же бронетранспортеров, но они были частично заменены техникой, захваченной у противника.

В целом, этот блестящий маневр, плод отличной координации действий объединенных сил, был признан хрестоматийным примером, который будет преподаваться в иранских военных академиях и послужит образцом для подражания на протяжении всей войны.

Преисполненные эйфории иранские генералы организовали полеты над полем боя, чтобы показать прессе масштабы поражения иракской армии. Генерал Ширази с энтузиазмом провозгласил: «Отныне мы будем писать собственные военные учебники с абсолютно новой тактикой, которую американцы, британцы и французы смогут изучать в своих штабных колледжах». Многие офицеры регулярной армии, осознав, что эта победа принадлежит им, снова высоко подняли головы и позволили себе сделать несколько неприятных замечаний в адрес КСИР. Последние поняли, что их использовали как пушечное мясо, чтобы обеспечить успех своих братьев по оружию. Они пожаловались своему командиру Мохсену Резаи, который уведомил об этом Рафсанджани.

9 апреля 1982 года иранское правительство объявило об аресте Садека Готбзаде, бывшего министра иностранных дел Бани-Садра, обвинив его в заговоре с целью убийства аятоллы Хомейни вместе с офицерами-предателями, оставшимися верными старому режиму. Садек Готбзаде ушел со своего поста и стал бизнесменом задолго до изгнания Бани-Садра. Теперь он решительно отрицал обвинения и отдал себя в руки аятоллы Хомейни, которого горячо поддерживал. Он сопровождал его во французской эмиграции и верно служил ему с первых дней революции, став руководителем национального радио и телевидения. По прямому приказу Али Хаменеи и Акбара Хашеми Рафсанджани он был отправлен в печально известную тюрьму Эвин, где его, скорее всего, пытали. Через несколько дней по телевидению было показано снятое на пленку признание, в котором он говорил, что хотел свергнуть режим.

В своем признании Готбзаде назвал многих офицеров, которые были немедленно арестованы. Революционные суды вторгались в армейские части, создавая атмосферу террора среди армейского начальства, которое боялось режима гораздо больше, чем своих иракских врагов. Президент республики и спикер парламента увидели в этом прекрасную возможность еще раз провести чистку регулярной армии, напомнив ее офицерам, где на самом деле находится власть. Они знали, что Революционная гвардия теперь является военной и политической силой, с которой нужно считаться. Эта ситуация, естественно, отравила и без того сложные отношения между регулярной армией и КСИР и временно приостановила операции на фронте. Высшее военное командование использовало эту возможность для переброски четырех дивизий в Сусангерд и Ахваз для подготовки к будущему наступлению.

18 апреля, в день праздника вооруженных сил, аятолла Хомейни выступил с умиротворяющей речью и призвал к примирению между регулярной армией и революционной гвардией, напомнив, что все военнослужащие, независимо от их принадлежности, должны руководствоваться одним и тем же стремлением защитить нацию и исламскую революцию. Однако он не помиловал ни Садека Готбзаде, который содержался в заключении без связи с внешним миром, ни семьдесят офицеров, обвиненных в заговоре.

Все они были тайно казнены следующим летом. Чего нельзя было отрицать, так это того, что офицеры регулярной армии поняли это и больше не посмеют бросать вызов режиму или КСИР. Но многие из них также больше не захотят рисковать своей жизнью во славу режима. Офицеры из рядов стражей воспользуются этой ситуацией, чтобы занять основные должности, прочно изменив состав иранских вооруженных сил.

Глава 13. Новое посредничество

В конце апреля 1982 года Организация исламского сотрудничества (ОИС) попыталась выступить посредником между Ираном и Ираком под руководством тунисца Хабиба Чатти. Его план можно свести к четырем пунктам: 1) уход Ирака с территории, оккупированной с сентября 1980 года; 2) создание буферных сил, предоставленных странами-членами ОИС; 3) создание международного комитета для арбитража конфликта в Шатт-эль-Арабе; 4) создание комиссии для оценки ущерба, понесенного Ираном. Чтобы придать предложению ОИК больший вес, Совет сотрудничества стран Персидского залива заявил, что готов открыть компенсационный фонд для Ирана. Стремясь выйти из изоляции, Тегеран положительно отреагировал на эти предложения.

Генерал Неджад публично огласил послание иранских властей, в котором говорилось, что их армия по своей природе оборонительная и поэтому не предназначена ни для продолжения войны, ни для вторжения к соседям после освобождения своей территории. Тем не менее, аятолла Хомейни оставался непреклонным в отношении трех требований: 1) Саддам Хусейн должен был уйти, 2)