Словно при дежавю, после смены, когда я уже собрался выходить из отеля, мне снова сообщили, что меня ждут в отделе кадров. Я не волновался: я предполагал, что Сара хочет закончить начатое на прошлой неделе в компании кадровиков, поскольку я вышел, не дав ей возможности попросить меня расписаться на выговоре. Который я бы все равно не подписал, потому что мы все знаем правило профсоюза: ничего не подписывать, кроме зарплатного чека. Делегат же подписывает выговор как «свидетель». Но мы еще даже не дошли до этого момента.

Я пошел в подсобку, чтобы позвать Орианну с собой.

– Меня вызывают в кадровую службу. В чем дело, не знаешь?

Орианна сосредоточенно смотрела на экран компьютера. Я почувствовал, что случилось нечто ужасное. Она никогда ни на чем не сосредотачивалась так явно.

– Орианна?

– Я больше этим не занимаюсь. Там уже есть делегат для тебя, – сказала она, поднимая телефонную трубку, хотя никто ей не звонил.

– Что здесь происходит, – сказал я, довольно громко, прежде чем повернуться и пойти обратно через фойе.

Я нашел Джея, делегата от посыльных и швейцаров, рассказал ему о своей ситуации. Он прекрасно владел приемами психологического запугивания.

– Да, Орианна уходит из делегатов, – сказал он.

– Сейчас? Она была свидетельницей всего этого, и она сейчас уходит?

– У тебя не ахти перспективка, шеф.

Внизу меня представили Teo, делегату от отдела обслуживания номеров, которого я никогда, никогда не видел раньше – ни в зале, ни в раздевалке, ни в кафе, нигде. Одно было ясно: он плохо говорил по-английски. Ну и черт с вами, давайте покончим с этим, подумал я. Просто заберу свой выговор и буду жить дальше своей маленькой дерьмовой жизнью.

Вопросы задавала директор по персоналу. Она все время повторяла: «А потом?», из чего я понял, что она надеялась поскорее добраться до инцидента со швырянием писем. Мне, конечно, это не понравилось. Поэтому я рассказывал медленно, спокойно объясняя правила выдачи талонов, перечисляя все причины, по которым меня наказали за то, что я хорошо делаю свою работу. Тео, мой делегат, изо всех сил пытался не отставать. Дело было не только в языковом барьере. Здесь перечислялись многие мелочи, связанные с рецепцией, много маленьких правил и предписаний, в которых он ничего не смыслил. Вот для чего нужен делегат от вашего отдела, который знает, о чем вы толкуете. Я не думаю даже, что директор по персоналу пыталась вникнуть.

Мне все это казалось таким утомительным.

В какой-то момент, продолжая объяснять свою сторону ситуации, я понял, что случилось с Орианной. Ее муж шел по бульвару Квинс, когда проезжавший по дороге автомобиль сгреб его дверью со стороны пассажира. Которая была открыта нараспашку, как крыло. Я не могу себе представить, как такое могло произойти. Попробуйте сообразить. Никаких серьезных травм, мужа выписали из больницы через два дня, но Орианна воспользовалась ситуацией, как сделал бы любой член профсоюза, и обеспечила семье два месяца больничного, чтобы помочь близким пережить этот эмоционально разрушительный инцидент. Был конец лета, и она поехала в Доминиканскую Республику, как и вы могли бы, случись вам быть сбитым автомобильной дверью. В прошлую пятницу она отметила свой первый рабочий день после двух месяцев отдыха – день, когда я вспылил. Она вернулась загоревшей, счастливой, спокойной и не готовой снова окунуться во враждебную среду отеля. На ее подошвах еще оставался песок с пляжа; и я, громко кричащий и разбрасывающийся мусором – это было слишком. Кроме того, у Орианны было достаточно стажа, чтобы и дальше избегать временного увольнения. Поэтому она отказалась от должности делегата. Я обдумывал этот факт, понимая, как плохи теперь мои дела: отставка моего делегата подразумевает мою вину и оставляет меня без свидетелей, без защиты.

Орианна могла бы сказать: «Нет, Том ничего не бросал. Может быть, он бросил их на стол, но, конечно, не хотел никого задеть, и он ничего не швырял – по крайней мере, я не видела». Тогда я мог бы добавить: «Так и было», что означало бы двоих против одного, и мы вышли бы сухими из воды. Я бы купил Орианне бутылку «Бругал» за беспокойство.

– У нас есть свидетельство того, что вы бросали некоторые предметы в лицо Саре.

– Ей в лицо? Я никогда не бросал ничего ей в лицо, я…

– Стоп. Томас, послушай…

Именно тогда я подумал: почему здесь нет Сары?

Директор по персоналу откашлялась.

– Мы решили прекратить твои трудовые отношения с отелем.

Тео услышал это дерьмо. Он произнес:

– Прассс… тите?

– Я уволен?

– Да, Томас, мы решили прекратить твою работу в отеле. Решение вступает в силу немедленно.

Последовало долгое, долгое молчание, когда вся кровь в моем теле ушла в ноги и начала снова подниматься вверх, заполняя меня снизу, как кувшин, и оставляя лицо мертвенно-белым.

– Меня никогда раньше не увольняли. Что теперь?

На какое-то мгновение я почувствовал себя потерянным маленьким мальчиком.

– Собери вещи, сдай свою кассу и покинь отель.

Звучит легко. Казалось бы, все: забери свои манатки и вали. Когда я сел, все вокруг на секунду побелело; Тео смотрел на меня так, будто мы узнали, что у меня рак. Похоже, он даже не хотел прикасаться ко мне.

Вскоре мне помог встать на ноги Майк, большой, агрессивный сотрудник отдела безопасности.

– Пойдем, Том. Ты должен забрать свои вещи и уйти.

– Я правда уволен? Я могу сказать всем?

– Нет, просто собери вещи и уходи. Тихо.

Нахер всех! Я шел через фойе, ведомый за локоть большим плохим Майком, и рассказывал всем – посыльным, швейцарам, консьержам и гостям.

– МЕНЯ УВОЛИЛИ. МОИ ТРУДОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ С ОТЕЛЕМ ПРЕКРАЩЕНЫ. МЕНЯ УВОЛИЛИ.

И знаете, что странно? Все решили, что я шучу. Они все улыбались мне, качая головами:

– О, Томми. Он такой смешной».

Я рассказал Бену в подсобке, пока чистил свой почтовый ящик.

– Уволен, да? Понимаю. Чистишь почтовый ящик, да? Твою мать.

Через двадцать минут меня вытолкали за дверь служебного входа. Мне предоставили два мешка для грязного белья, куда я засунул все свое барахло, накопленное почти за десять лет работы – письма, фотографии, значки, ручки, книги о Бобе Дилане, которые Серый Волк пытался заставить меня читать, дезодоранты, связку носков; вещи на целую жизнь, теперь казавшиеся мусором, засунутым в два мешка для грязного белья.

Была пятница, семнадцать тридцать. Счастливый час.

Я потащил сумки через улицу к бару на Восьмой авеню. Я проходил мимо этого дурацкого с виду бара до и после каждой смены, отработанной в «Бельвью», и ни разу не вошел внутрь. Мы, конечно, пили в этом районе, но не здесь, потому что это место предназначалось для туристов. Но я пошел именно туда. Может быть, потому что бар был ближе остальных, это определенно казалось заманчивым в тот день. Может быть, я пошел туда потому, что знал: никаких знакомых мне не встретить. Бар был полон туристов и незнакомцев – новая обстановка. Я сел на стул в баре, прямо напротив отеля – отличный вид на фойе – поставил мешки для грязного белья по обе стороны от стула и заказал порцию текилы и пиво. В жопу!