Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – сказала Волета, улыбаясь, чтобы скрыть ужас. «Бедная лошадка!» – Ну, я только что имела удовольствие пройтись по вашему прекрасному городу и должна сказать, что совершенно очарована. Я уверена, его история столь же богата, сколь и глубока. – Этой фразе ее научил Байрон. Олень заверил, что она вызовет приятный и продуктивный диалог.
– Ну да, Пелли – это вкусненький пирожок: сочный и полный фруктовой начинки! – сказал маркиз, а затем покачал бедрами в манере, которую он, похоже, считал очаровательно-игривой, но у Волеты она вызвала желание ударить его коленом в гульфик.
Не зная, что делать, Волета решилась на еще один разговорный залп. Ксения называла отца «Царем Заставы», и Волета поинтересовалась, каковы обязанности маркиза в этом качестве. В ответ маркиз прижал ко рту кружевной платок и захныкал, как побитая собака. Он ухватился за каминную полку и посмотрел на свой портрет, словно ища моральной поддержки.
– Папа не любит говорить о работе, – прошипела Ксения Волете. – Там к нему очень плохо относятся!
– Так и есть! Они не смеются над моими шутками и не поддаются на мои колкости. Раньше я все время ходил к заставе. Разговаривал через решетку с нечистыми душами, бредущими вверх по Старой жиле. Пытался их приободрить. Вот и все, что я хотел сделать. Но они все так упорствуют в своей подавленности! Только и знают, что кричать: «Помогите мне! Помогите мне!» Никто никогда не спрашивал, не нужна ли помощь мне со всеми этими записями и отчетами, со всеми наймами и увольнениями. Такая неблагодарная работа! – Маркиз всхлипнул в носовой платок. – Я в рабстве у ходов!
Волета не знала, что на это ответить. Стараясь как можно лучше скрыть свое раздражение, она позволила Ксении рассказать о том, как прошло утро, и рассказ помог ее отцу прийти в себя. Маркиз часто прерывал дочь, спрашивая, кого она видела и во что они были одеты. Они болтали без умолку, а Волета издавала тихие одобрительные возгласы с той же регулярностью, как если бы похрапывала. От скуки Волета впала в транс – и тут Ксения внезапно объявила, что им пора готовиться к вечернему празднеству.
– Да, конечно! – сказал маркиз де Кларк, засовывая носовой платок в рукав и вытирая руки о туго натянутый пояс. – Я устраиваю вечеринку в вашу честь, леди Контумакс. Придут все мои лучшие гости. Будет музыка и шампанское, танцы и шампанское, шоколад и немного шампанского. – Он встал между девушками и обвил тяжелыми руками их тонкие шеи. Волета обрадовалась, что Ирен нет рядом – амазонка вряд ли бы молча смотрела, как маркиз целует ее в висок. От него пахло чем-то острым и лекарственным – Волета никак не могла определить, что это за запах. – Самое главное, что вы и моя дорогая, любимая дочь будете там и проведете самое прекрасное, чудесное, славное время в истории человечества. Я не люблю людей, которые не умеют радоваться жизни. Гадить на моих вечеринках строго запрещено.
– Милорд, – сказала Волета и сделала глубокий реверанс, чтобы он не заметил, как она закатила глаза.
Люстра в большом зале горела, как литейный цех, и каждая подвеска отбрасывала тысячи искр света на праздничный стол. Там стояли чаши со спелыми ягодами, серебряные подносы с пирамидами пирожных и кровавое жаркое на разделочной доске.
Гости маркиза заполонили зал. Они слонялись из комнаты в комнату, следя за чьим-то спектаклем или ища место, чтобы устроить собственный. Атмосфера бурлила от споров, смеха и пылкого флирта, пока арендованный оркестр играл вальсы, на которые никто не обращал внимания.
Волета с изумлением взирала на эту славную катастрофу.
Она все еще была в своем пурпурном платье, к большому огорчению леди Ксении, хотя ничего нельзя было поделать – таможня не выпустила ее багаж. По словам Ксении, было стыдно явиться и ко двору, и на вечерний званый вечер в одном и том же платье. Волета, привыкшая днями ходить в одной и той же одежде, настаивала, что платье ей идет, и отказывалась от неоднократных попыток Ксении одолжить ей наряд, или шаль, или палантин, или хотя бы шляпку. Конечно же, Волета не может быть против шляпы!
Но Волета упорно отказывалась менять наряд, хотя и согласилась на предложение Ксении хотя бы немного подкраситься. Оглядываясь назад, она понимала, что совершила ошибку.
За несколько часов до начала приема обе леди сидели в будуаре Ксении за двумя туалетными столиками. Ксения доверила свое лицо Энн, которая с изящной точностью наносила слои пудры и тонального крема, в то время как Волета оказалась во власти Ирен, чей недостаток опыта в работе с косметикой сразу же сделался очевиден. Ирен напудрила лицо Волеты пуховкой, выбелив его и оставив нетронутыми пшеничного цвета шею и уши, а затем нанесла на губы помаду способом, который Энн милостиво назвала «широкие мазки». Пытаясь спасти положение, Волета защитила усилия своей гувернантки, уверяя Ксению, что небрежный стиль макияжа – последний писк моды в кольцевом уделе Яфет. Конечно, это была ложь. Волета знала о Яфете только благодаря мимоходному упоминанию Сфинкса про него, но этой ассоциации хватило, чтобы ослабить нарастающие опасения Ксении, что ее гостья – безнадежная дурочка.
Итак, Волета была представлена ошеломленным гостям маркиза де Кларка в клоунском макияже и платье, которое уже при первой демонстрации признали немодным. А вот леди Ксения нарядилась в платье ослепительного оттенка хурмы с большим кружевным «окном», выставлявшим напоказ декольте. Маркиз надел новый парик, еще меньше предыдущего. Волета недоумевала, как он держится на голове? Клей для обоев? Кровельная смола? Может быть, чертежная кнопка? Маркиз провел ранние часы торжества, прерывая разговоры гостей остротами, которые варьировались от скатологических двусмысленностей до отвратительных каламбуров.
Всякий раз, когда он открывал рот, Волете хотелось засунуть туда парик.
Впрочем, отвратительная светская болтовня маркиза была предпочтительнее расспросов его гостей.
Она провела несколько часов с Байроном, готовясь к этой минуте, и все же вопросы сыпались так быстро, что у нее кружилась голова. А как выглядит Сфинкс? Каков его кольцевой удел? Неужели он действительно спит на облаке? Сколько у него жен? А сколько наследников? Неужели он носит корону? Маску? Неужели он дышит молнией? Случалось ли ему когда-нибудь съесть непослушного ребенка? Куда подевались все его чудесные машины? Почему он стал затворником? От чего он прячется?
На протяжении вечера Волета, запинаясь, полдесятка раз повторила подготовленные Байроном ответы вращавшейся вокруг аудитории.
История складывалась примерно такая.
Когда ей было семь лет, родители взяли ее с собой на каникулы в Купальни. Она отчетливо помнила сверкающий водоем, девушек, продающих апельсины на кирпичной набережной, их смятые развевающиеся юбки. Она помнила морщинистых стариков в ворсистых халатах, которые ковыляли по пешеходным мостам, чтобы провести день, сидя в дымящемся садовом шпиле. Она так хорошо помнила эту сцену, потому что именно там ее потеряли родители. Или она их потеряла.
Как бы то ни было, Сфинкс нашел Волету стоящей в воде, а по ее щекам текли слезы. После изнурительных и бесплодных поисков родителей девочки Сфинкс удочерил ее. Он привез ее домой, в крепость в облаках, где воспитал как собственную дочь. Ее детство было счастливым, хотя и немного одиноким.