Она была самой очевидной подозреваемой. Хотя, у меня имелись свои сомнения. Мне достаточно было взглянуть на девушку, и она начинала дрожать от страха. Это раздражало так сильно, что я игнорировал ее присутствие, как будто она была испуганной, бродячей собакой. Если она отравила Милу, то сделала это не одна.

— Как Мила?

Мои глаза сузились от беспокойства в голосе Альберта.

— С дочерью Алексея все в порядке.

Кирилл был уверен, что она не проглотила достаточно яда, чтобы находиться в критическом состоянии.

Слава богу, что я назвал эту девушку шлюхой. Иначе она не уничтожила бы остаток яда в своей чашке, и я потерял бы свой залог. Но мысль о том, что моя месть ускользнет сквозь пальцы, не объясняла, почему каждый раз, когда предательский взгляд Милы мелькал у меня в голове, внутри все сжималось.

— Ты же знаешь, что ей здесь не место, — сказал Альберт.

Тьма полилась сквозь меня.

— У тебя появилась новая способность читать мысли, о которой ты мне не рассказывал?

— Если Алексей еще не смягчился, то и не собирается.

Я выдержал его взгляд. Я никому не говорил, кроме Кристиана, что ее отец готов обменять себя. Осознание этого выхода, заставит меня выглядеть слабым, будто Мила действительно вонзила в меня свои Михайловские когти. А она не вонзила. Я просто еще не закончил с ней, и знал, что если отпущу ее сейчас, то в конечном итоге верну ее обратно, чтобы закончить начатое. Для меня это было слишком близко к моногамии. Не говоря уже о том, что затащить ее в мою постель с головой ее отца в центре стола, вероятно, было бы гораздо более трудной задачей.

— Мы могли бы отправиться за Александром, — сказал он мне.

— Нам не нужно отправляться за ним.

Он раздраженно поднял бровь.

— Алексей скоро придет в себя, — коротко сказал я, закончив разговор.

— Если ты пошлешь ему палец или два, это, вероятно, сдвинет дело с мертвой точки.

Он просто дразнит меня. Я не собирался отрубать пальцы Миле, и Альберт это знал.

— Иди и сделай что-нибудь полезное, — сказал я, глядя на него тяжелым взглядом. — Например, найди эту гребаную крысу в моем доме.

Я выругался, ублюдок улыбнулся, вставая.

Он даже не успел выйти из комнаты, как мы нашли предателя. На самом деле, она бросилась к моим ногам и призналась в порыве Русского языка и слез. Маленькая мышка на самом деле была крысой. В дверях стоял Виктор. По крайней мере, один из моих людей оказался полезным.

Я опустил взгляд на дрожащую девушку, с которой капали на пол слезы.

— Мне нужны имена, — тихо сказал я. — Имена тех, кто помог тебе. Имена всех, кто хотя бы шепотом слышал их разговор.

— Я… это была всего лишь я, — закричала она.

— Посмотри на меня, — потребовал я, и она твердо подняла на меня глаза. — Рано или поздно ты расскажешь мне правду. И чем дольше это будет продолжаться, тем больше времени у моих людей будет на то, чтобы хорошенько воспользоваться тобой.

Я действительно не хотел мучить эту девчонку, но я не достиг бы своего положения, будучи прощающим.

Анна сглотнула, ведя внутреннюю борьбу, а затем назвала мне три имени. Она произнесла их не с грустью или преданностью, а со страхом. Девушка боялась собственной тени, так что для меня это ничего не значило.

Я кивнул Виктору. Он схватил девушку за руку и потащил ее из комнаты. Двое из тех, кого она назвала, были здесь, другой — Абрам, ее отец— в Москве.

Еще один раздражающий семейный воздух.

Паша был не единственной жертвой, спровоцированной руками Алексея. Дядя Абрама был убит в прошлом году в результате наезда. Он был достаточно взрослым, чтобы умереть от сердечной недостаточности, если бы ему представилась такая возможность.

— Найди Абрама, — сказал я Альберту, который все еще стоял у двери. — А пока спрячь его сына и племянника в подвал.

Прошло три часа, солнце стояло высоко в небе, прежде чем все четверо выстроились в ряд на снегу. Девушка стояла в конце, глядя в землю, дрожа в своем обычном белом платье, которое она носила каждый день.

— Как я уже сказал Альберту, я не имею к этому никакого отношения.

Капля пота скатилась по лицу Абрама и заблестела на солнце.

Я приподнял бровь.

— Ты даже не знаешь, в чем тебя обвиняют, так откуда тебе знать, что ты этого не делал?

— Потому что, — пробормотал он, — Я был верен с самого первого дня.

— Хочешь знать, кого я ненавижу больше, чем предателей? — я шагнул ближе к нему, держа в руке пистолет. — Лжецов.

— Я никогда не лгал, — его взгляд метнулся вправо точно так же, как это сделал бы лжец. — Поймай меня на лжи, и, клянусь, я позволю тебе выстрелить мне в голову прямо здесь!

— Хм, — протянул я. — Мы дойдем до этого.

Мои глаза скользнули к двум другим, сыну и племяннику. Один из них только что вышел из тюрьмы за изнасилование домохозяйки. Если бы я проверял биографию перед вербовкой, у меня не было бы ни одного сотрудника на мое имя, включая меня самого. Оба мужчины бросали на Абрама едва заметные взгляды, явно лакеи в его генеральном плане.

— Значит, ты не имел никакого отношения к отравлению залога Михайлова в моем доме?

— Что? — у Абрама хватило наглости изобразить шок. — Конечно, нет!

У меня вырвался мрачный смешок.

— Над твоими актерскими способностями не помешало бы поработать.

— Я не знаю, как я оказался втянутым в это дело, но если это была шлюха рядом со мной, которая дала тебе наши имена, ты должен знать, что она просто пытается взять нас с собой.

— Ты имеешь в виду свою дочь, — поправил я, бросив взгляд на девушку, которая прижимала руку к животу, будто нуждалась в поддержке.

— Она мне не дочь, — выплюнул он. — Особенно после этого.

Я проигнорировал его слова.

— Ты часто бьешь свою дочь?

Что-то в моих глазах заставило его снова солгать.

— Nyet. Она просто шлюха, которая любит грубость.

Я позволил нелепости его заявления на мгновение заполнить воздух. Мои ботинки хрустели по снегу, когда я подошел к девушке и остановился перед ней.

— А ты? Шлюха, которая любит грубость?

Она покачала головой, не поднимая глаз. Лицо ее отца покраснело, а затем он пнул ее ногой, выплевывая гневные обвинения в ее адрес. Со стоном она упала на землю. Горячая волна раздражения поднялась во мне. Я пнул Абрама по колену с такой силой, что раздался треск, и когда