И вот показалось из-за деревьев белое здание с колоннами; здесь также стояли и прогуливались старые люди. Одна из женщин почему-то особенно пристально смотрела, вглядываясь в лица незваных гостей.

– Федя! – сказала она вдруг. – Федя, Федя приехал! Ольга Игнатьевна, смотрите, мой сын приехал, Федя, с товарищами! – И женщина сделала шаг к гостям, к одному из них – Герману Костину, всматриваясь в него с радостной улыбкой.

– Простите, – успел сказать Герман, но женщина уже держала его за руки.

– Феденька, ну вот наконец, где же ты так долго, ведь я тебя жду!

– Мамаша, простите, – бормотал, отстраняясь, Герман. – Вы, наверное… – И уже уходил вслед за товарищами, слыша за спиной все тот же голос:

– Федя!

Деловитый мужчина в пиджаке с орденскими колодками быстро шел навстречу компании.

– Сюда, сюда, товарищи. С утра вас ждем. Пойдемте поскорей!

Компания замешкалась, но мужчина был настойчив. Он взял за руку Крокодилыча, и остальные пошли следом.

Они оказались в столовой, пустой в этот час; человек в пиджаке, не мешкая, уже усаживал их, распоряжался на кухне. Наконец Султан, видя официантку с подносом, спешащую к ним, заявил:

– Товарищ, товарищ, остановитесь на минутку. Тут какая-то ошибка. Мы с турбазы, туристы, зашли вот сюда… а вы кого ждете?

– Как туристы? – помрачнел человек. – А не из ремстройконторы?

– Да нет.

– Гм, вот номер! А где же эти ремонтники? Ну, я им покажу, паразитам! – И он вновь, уже теряя темп, оглядел компанию. – Ну и ну!

Тарелки с борщом, семь тарелок, стояли на столе, и пришельцы смотрели на них вожделенными взглядами. Человек в пиджаке сказал:

– Ну ладно уж, ешьте. У нас тут гости, прямо скажем, нечасто. В диковинку. Вон, смотрите! Уже ждут вас!

И гости увидели несколько лиц, приникших к стек-лянной стене столовой. Оттуда, снаружи, смотрели на них глаза стариков и старух.

К исходу дня они здесь, можно сказать, прижились. На аллеях, верандах, в беседках можно было увидеть то одного, то другого из компании пришельцев. У главного входа на веранде сражался в шахматы Крокодилыч; его партнером был старик в военном кителе и фуражке. Пока Крокодилыч, насупясь, обдумывал хитроумный ход, другого старика катил в кресле на колесиках Слон.

– Вот так, батя, прокатимся с ветерком! Ты дыши, дыши. Что ж в помещении сидеть, смотри, погода какая! – И Слон, заботливо укрыв старику ноги пледом, выкатил его на аллею и крикнул весело: – Эй, с дороги!

Афонин общался с двумя старыми женщинами, говорил деловито:

– Найдем, найдем, мать, дочку твою с мужем. Ты мне адрес скажи, не бойся. Я депутат. Найдем, приведем в чувство, если не понимает своего долга…

В Германа вцепился старик в чесучовом пиджаке.

– А летающие тарелки? – спрашивал он с пристрастием. – Ваша наука консервативна, она не хочет шагнуть за грань доказанного! Не спорьте, пожалуйста!

Герман слушал, изредка кивая, как вдруг на дорожке послышалось знакомое:

– Федя! Федя!

Женщина, искавшая сына, шла теперь в сопровождении другой, и обе уже подходили к Герману, так что уйти было невозможно.

Женщина-спутница зашептала Герману:

– Скажите ей, что вы ее сын! Не важно. Она завтра забудет. Я сама врач, я знаю. Скажите, не бойтесь!

И Герман сказал:

– Да-да.

Женщина-мать смотрела на него в ожидании, улыбаясь счастливой улыбкой.

– Мамаша… Мама! – с трудом выговорил Герман. – Я здесь, здесь. Вы видите меня?

– Конечно!

Слон продолжал прогулку со стариком, вез его в кресле-каталке, что-то рассказывал.

И это зрелище – заботливый Слон, каталка, старик в шляпе, с пледом на коленях – можно было наблюдать из окна комнаты на третьем этаже, где сидели за чаепитием Герман и его новоявленная мать.

– Вас тогда увезли по Ладожскому озеру, – говорила женщина. – Я была на работе, в госпитале, прихожу – ни тебя, ни Маринки. Увезли. Я – по всем детским домам, и потом уже, как блокаду прорвали, – и туда, и сюда, по справочным. Они могли, говорят, в этом возрасте имена свои забыть, и документы все пропали, ищите, говорят, по приметам, где-то живы теперь, выросли… Может, родинка какая? Да нет, говорю, как назло… И вот видишь: я тебя – сразу. По лицу. Ты на отца похож…

– Да-да, – твердил Герман.

– Почему ты не пьешь? Это хороший чай, свежий, и вот пирожки…

У нее было приятное лицо, седые волосы собраны в пучок, глаза смотрели чисто и открыто, и двигалась она совсем молодо, и отозвалась приветливо на чей-то стук:

– Да-да, войдите! Наталья Сергеевна, голубушка, попозже, ко мне сын приехал!.. Ну-ну, рассказывай, – просила она Германа, – я же ничего о тебе не знаю. Ты женат?

– Да, мама.

– И дети есть?

– Сын, восемь лет.

– Карточки нет при себе? Вот жалко. А жена кто?

– Она работает. Мы вместе учились. Я пошел в астрономию, она – в школу.

– Ну расскажи, расскажи еще, я все хочу знать. Какой ты? Веселый?

– Да нет, наверное.

– И неразговорчивый! Почему?

– Не знаю. Не о чем говорить.

– Как так – не о чем?

– Обо всем переговорено. Все, в общем, ясно. Устаешь от слов.

– Есть у тебя друзья?

– Нет… Вернее, есть. Вот эти люди, с которыми я пришел.

– Ты добрый?

– Да нет, не сказал бы.

– А откуда у тебя эта астрономия? Твоя мечта с детства?

– Я хорошо учился. Хорошие ученики хотят быть астрономами. Открывать звезды. Но все давно открыто.

– Неужели? Так быть не может!

– И тем не менее.

– Чем же ты занимаешься?

– Живу, работаю. Занимаюсь расчетами в секторе переменных звезд.

– Интересно?

– Можно набрать на диссертацию.

– Мне это не нравится, Федя, – сказала женщина. – Надо быть веселее. Мне кажется, тебе этого не хватает. Мы с отцом были очень веселые люди. Надо чаще вспоминать, что жизнь прекрасна.

– Я стараюсь.

– У тебя что-то детдомовское в характере. Это надо изживать.

В дверь опять постучали. На этот раз приятели Германа: Султан, Спиркин, Химик.

– Прошу прощения, – сказал очень вежливо Султан. – Товарищ командир, все в сборе.

– Да-да, – кивнул Герман.

– Вас тут просят по срочному делу оперативной важности, – продолжал в том же духе Султан, явно предлагая Герману свою помощь.