– И что же, нет ко мне вопросов?

Седой вдруг сменил гнев на милость:

– Один. Почему именно Плюмбум?

– А почему Седой?

– Ну, мягкий же металл свинец. Понимаю – сталь.

– Сталь!.. Без намеков. Я всего лишь Чутко, – улыбнулся юнец и объяснил без перехода: – Отдам вам Ткача по случаю знакомства. В “Сатурн”, шеф!

Седой наконец обернулся:

– Ткач? Ткач в баре? Сейчас? Откуда известно?

– Информация, – усмехнулся юнец.

– Знаешь его в лицо? Он тебя?

– Лишние вопросы, – посуровел юнец. – Поехали!

В баре Плюмбум долго стоял со значительным видом. Смотрел. А трое во главе с Седым, ожидая поодаль, смотрели на него, ловили каждое выражение. Но лицо Плюмбума ничего не выражало. Он с удовольствием тянул паузу. Капризничал: “Да отойдите вы, чего встали, засветился уже с вами, деятели!” И, слыша его свистящий шепот, троица послушно отступала дальше и дальше.

Потом он сам к ним подошел с загадочной ухмылкой.

– Ну? – не выдержал Лопатов.

– Здесь, здесь.

– И не тяни резину.

– Столик там, в углу.

– В каком углу? Где?

– Он не один, с подругой!

– Здесь все с подругами!

Да, юнец тянул резину. Он вдруг обмяк, на лбу его выступил пот. “Не обещаю и тем более не гарантирую…” – бормотал он свое и готов был говорить и говорить, но тут Лопатов ловко вставил ему в рот папиросу, развернул лицом к залу:

– Где он? Пойди прикури.

Тот же Лопатов слегка подтолкнул его, придав ускорение, и юнец устремился к цели. Словно в оцепенении лавировал он между танцующими, но шел и шел, не сводя с Ткача взгляда, приближался неотвратимо. Его выпустили, как торпеду, промаха быть не могло. Ткач, едва удостоив юнца взглядом, щелкнул зажигалкой и вновь обернулся к своей подруге. Так, щелкнув не глядя, и подписал себе приговор – троица мгновенно отделилась от стены, двинулась к столику.

Юнец задохнулся дымом, закашлялся. Ткач поднял голову. Подруга улыбнулась. Юный курильщик все кашлял. Ткач тоже улыбнулся. Потом снова улыбнулся, кивнул снисходительно – паренек непредвиденно потянулся к его даме, приглашая на танец. Дама, смеясь, поднялась навстречу. Плюмбум наконец поборол кашель, тоже выдавил улыбку: троица была на подходе, в нескольких метрах. Первым шел Лопатов. Седой замыкал.

Он прижался к партнерше. Танец был сверх плана, но самодеятельность доставляла удовольствие: партнерша была хороша, и хоть был он ей до плеча, в талию вцепился крепко. Развернул спиной к столику. Еще сильнее прижался. Партнерша шевельнулась недовольно, но Плюмбум внимания не обратил, наблюдал завороженно: трое у столика, быстрое слово на ухо, заминка, тяжелая рука на плече Ткача, тот послушно встает – пришли втроем, ушли вчетвером, все это в мгновение ока; а партнерша все шевелилась и шевелилась, отторгаясь, отодвигалась, уже отталкивала возмущенно.

– Тебе чего? Ты! Кому сказала! Тебе чего?

– Тебя.

– Ну-ка еще пошепчи. Ну-ка!

– Тебя! – громко сказал Плюмбум.

– А по шее? Пусти! – Девушка растерялась от его наглости. Обернулась, увидела пустой столик и еще больше растерялась.

– Ха-ха, – сказал Плюмбум.

– Сейчас он вернется, похохочешь!

– Он не вернется.

– Не вернется? Почему это он не вернется?

Плюмбум засмеялся и отпустил девушку.

– А теперь сама.

– Что?

– Иди сюда.

Лицо партнерши стало испуганным.

– Почему не вернется?

Плюмбум улыбнулся неясно, вытянул руки.

– Танцуй!

Теперь он не стал прижиматься, теперь он неотрывно смотрел на нее, буравил взглядом.

– Универмаг на Салютной. Продавщица. Так?

– В чем дело-то?

– Продавщица.

– Ну? Ну продавщица. И что?

– Продавщица краденого.

– Нет!

– Продавщица краденого!

– Ошибочка!

– Ну-ка, покрутись!

– Зачем?

– Красивая фигура. Повихляйся.

Она повихлялась, как он просил, лицо ее оставалось испуганным.

– С Лёхой была. Потом с Ткачом была.

– С тобой не буду. Пиявка!

– Шмотки эти у тебя дома?

– Какие?

– Эти самые шмотки. Давай танец живота!

Он стал прихлопывать, снова превратившись в зрителя, весьма заинтересованного, и партнерша уже готова была танцевать под неумолимые аплодисменты, но тут на плечо Плюмбума легла все та же тяжелая рука…

Лопатов смотрел на девушку. Седой с интересом – на юнца.

– Ну-ну, Плюмбум, – сказал он.

Потом Лопатов взял танцовщицу под руку, еще мгновение – и они растворились в толчее. Седой тоже исчез. Плюмбума под руку никто не взял, он стоял, смотрел оторопело.

Потом стоял на улице у входа в бар, опять смотрел. Урчал мотор “москвича”, рассаживались по местам пассажиры. Втиснулись на заднее сиденье Ткач с подругой, следом сел очкарик.

Плюмбум в последнюю секунду подскочил к машине, рванул дверцу. Очкарик обернулся, поглядел без выражения, не узнавая. И с непреклонностью конвоира дернул дверцу на себя. “Москвич” поехал. Плюмбум побежал за машиной, поскользнулся, упал. Слепил снежок, швырнул вслед в темноту.

Не прошло и получаса, и он с жаром рассказывал, сидя в уютной гостиной:

– Окружили, вломились без стука. Мы в картишки по второму кругу пошли, я как раз на банк сел, вдруг – явление! Для меня, положим, неожиданности не было, я их сам на эту кодлу навел, а все равно – мороз по коже! Дверь скрипит, откуда ни возьмись седенький такой появляется, за стол садится… Брр!

– Мистика! – кивал моложавый очкарик, внимая рассказчику.

– Колоду сразу заграбастал, игру поломал. Благодаря ему я в плюсе остался.

– Какой же получился плюс?

– Рубль.

– Ого! – оценила молодая женщина в очках.

– Потом я спровоцировал побег. Вы слушаете?

– Очень внимательно. Ну? А потом?

– Потом ничего. Всё.

– Да мы слушаем, слушаем! – запротестовали очкарики. Это были родители Плюмбума. – Чем все кончилось? Успешный побег?

– Безуспешный.

Плюмбум помрачнел. Отхлебнул чай и уставился в телевизор.

– Нет, – сказал отец. – Это плохая концовка. Как известно, доблестный барон с честью выходил из любых положений.