– Нет, – сказал Крыс. – А плохо-то нам почему всем было? Это сколько народу по всему свету из-за вашего Тора окочурилось!

– Никто не окочурился, – сказал Бьорн. – Это только рядом со мной… Шли бы вы одни дальше! Я, как освобожусь, догоню…

– Вот уж дудки, – сказал Дик. – Плевали мы, что нехорошо. На колесе – хуже бы было! Чего ты там, костер хочешь? Будет тебе костер. Лучше о демоне расскажите.

– Тут полянка впереди, давайте туда перебазируемся, – сказала богиня.

Она помогла подняться с трудом держащемуся на ногах Бьорну и, обняв, повела его в сторону невидимой нам полянки.

– А о демонах рассказывать особо нечего. Да и противно. Они на людей похожи, только гнусные очень все. Как прицепится к тебе, не отделаешься…

– Ладно, – сказал Крыс, – вот подберусь к нему поближе, там посмотрим, отделаешься от него или не отделаешься!

– Эх, – вздохнула красавица, – если бы так просто было, демонов уже и не осталось бы ни одного. А подбираться можете сколько вашей душе угодно, мне не жалко. Думаю, он вот-вот среди нас появится. Да и Росомаха, наверное, уже близко. Хотя он сейчас не в форме, может, и побоится просто так, без подготовки соваться. Как бог – Бьорн пятерых Росомах стоит. Не знаю, как он поступит…

– Кстати, а почему у него кличка такая лосиная? – спросил Дик.

– Лосиная? – удивился Бьорн. – Это Росомаха – лосиная кличка? У тебя что, был знакомый лось по имени Росомаха?

– Нет, – сказал Дик. – Просто я книжку одну читал.

– Вы мне сразу показались на редкость образованным человеком, Дик, – сказала ехидная Елена. – Но я никак не ожидала, что вы знаете грамоту и даже умеете читать… О чем книжка?

– Там на севере дело было, – сказал Дик. – Из живности только лоси. И мужики на деревьях припасы хранили, от зверья.

– И что? – удивился Бьорн.

– А то, что эти припасы росомахи разоряли, – объяснил Дик.

– И ты сделал вывод, что росомаха… – с восторгом глядя на Дика, сказал Бьорн.

– Ну да, – сказал Дик, – это же очевидно. Самка лося, только с когтями. Чтобы по деревьям лазить…

Поляна оказалась сильно заросшей кустами. Упавшее дерево, огромное, ощетинившееся торчащими сухими ветками, отделяло уютный маленький участок. Здесь растительности было поменьше, сюда мы и побросали все шмотки. Избавившись от мешка, Крыс отошел в сторонку, встал по стойке смирно и вскинул правую руку на манер пионерского салюта.

– Чего это он? – шепотом спросил я.

– Одному молится, – объяснил Бьорн.

– Очень религиозен?

– Может быть, – сказал Бьорн, мрачнея, – а может, боится просто.

– Все мы боимся, – сказал я.

– Он клятву богу дал, – объяснил граф, – но сдержать не захотел, дорогой друг. Рано или поздно останется без головы, так заведено самим Одним… Крыс хочет, чтобы поздно.

– Клятву? Богу? Бьорну, что ли?

– Да.

– Черт, Бьорн, тебе-то это зачем понадобилось?

– Значит, понадобилось, – проворчал Бьорн, – демон меня того-этого… Лучше делом займитесь. Костер хочу. И кусты эти выкосить неплохо бы…

Пока я выкашивал своим коротеньким мечом кусты, народ бросился ломать на дрова удачно подвернувшиеся ветки. Бездельник Бьорн развалился на мешках, благосклонно поглядывая на наши труды. Порозовевший Касалан возился с костром. Я предложил скастовать «Зажигалку», но Касалан отказался.

– В этих краях, – объяснил он, – без крайней нужды не колдуют, Избранный.

Огонь он добыл с помощью нашего походного огнива (которое Ухо Дятла, к счастью, не попятил) и теперь вовсю размахивал бубном, раздувая пламя. Маленький Дик стаскивал срезанное мной в одну кучу. Крыс, видимо, домолился, сложил ладони вместе и начал энергично кланяться, касаясь сложенными ладонями то лба, то ступней.

– Чего это он? – удивился я. – Зарядку делает? Ему что, нашей беготни недостаточно?

– Переодняется, – сказал Дик и, посмотрев на меня, счел нужным объяснить: – Ну, единичку упрощенную отбивает. Понимаешь?

– А, – сказал я, не разгибаясь и продолжая размахивать мечом, – да, полезное упражнение. Слушай, Дик, может, попробуешь поохотиться? Одолжи у Крыса арбалет, не зря же он его тащил…

– Угу, – почему-то плаксиво согласился Дик.

– Не, – сказал я, – это я так. Не хочешь охотиться – не надо, я ваших правил не знаю, да и красноглазые… Но, может, тут грибы водятся или орехи какие?

– Агу-у… – по-младенчески заголосил в ответ Дик.

– Да что ты разнылся! – выпрямляясь, возмутился я. – Прекрати агукать, ты уже не в том возрасте!

Маленький Дик сидел на охапке срезанных кустов, уткнувшись носом в колени и зажимая уши руками. Плечи и спина его вздрагивали.

– Ну, братушка, – сказал я, подходя и насильно отводя его руки, – что с тобой стряслось? Заболел?

– Ау-ах-ах-гу-у-у!

Начавшийся на высокой жалобной ноте и постепенно перешедший в низкие угрожающие частоты звук издавал явно не он.

– Так это не ты агукаешь? – удивился я, отпуская Дика.

Дик воспользовался моментом и снова укрылся руками. Все остальные, кроме Касалана, стояли в ряд у поваленного ствола и напряженно вглядывались в лес на противоположной стороне поляны. Шаман продолжал топтаться рядом с костром, стягивая меховую куртку через голову. Куртка застряла, зацепившись воротником за подбородок. Касалан раздраженно шипел сквозь зубы и весь скособочился, пытаясь освободиться. Я подошел и встал на свободное место между Крысом и Бьорном. Бьорн удобно расположил на стволе свой поднос для рисования, в руках у Крыса был арбалет.

– У-у-ух! Агу-гу-гу! – выло теперь в лесу не переставая, и ничего жалобного в этом вое больше не было. Была ярость и голод. Была ликующая радость предвкушаемого убийства. – Ау-ау-гу! Ах-гу-гу-гу!

Вой стремительно приближался к нам. Я поймал себя на том, что пытаюсь пригладить потной ладонью вставшие дыбом волосы. Огромная визжащая тень невесомо мелькнула среди деревьев, перемахнула через кусты на краю поляны и застыла как вкопанная, оценивающе нас разглядывая.

– Ату! – рявкнула тварь в последний раз и заткнулась, прикидывая, с кого начать пиршество.

Не в силах пошевелиться, я загипнотизированно застыл, уцепившись за сучья отделяющего от чудовища ствола. В каких-то пяти шагах покачивалась на коротких кривых лапах раздувшаяся лягушачья туша Агу. Шкура страшилища была черная и влажно блестела, на короткой толстой шее сидела широкая тупоносая голова. Голова, словно в издевательской усмешке, скалилась акульей пастью. Из пасти капала желтая слюна. Зубы в три ряда были острыми и длинными, покрытыми коричневым налетом. Крохотные зрачки восьми глаз светились красным. Они неторопливо ощупывали нашу шеренгу, перебирая одного за другим. Короткий, словно обрубленный, хвост царапал толстыми шипами землю под лапами чудовища… Оно перестало пялиться на Крыса и уперлось в меня давящим безжалостным взглядом.