– Это сколько ж ты денег на это потратишь? – не удержавшись, вздохнул казак.

Прижимистая натура атамана не могла принять такие непонятные траты.

– Меньше, чем на фаэтоне заработал, Сергий Поликарпович, – понимающе усмехнулся Мишка. – Гораздо меньше. Я ещё даже не все пушные деньги потратил, а уже заработал. А в сарае ещё и кожи, и шкуры нетронутые лежат.

– Ловко, – одобрительно кивнул казак. – Ну, а ежели у тебя и повозку твою самобеглую выморщат, что тогда? Новую затеешь?

– Новую, – кивнул Мишка. – Но только лучше прежней. Тут ведь как. Пока на одной катаешься, смотришь, что и как работает. И постепенно понимаешь, как где чего улучшить или по-иному сделать, – принялся пояснять он, забрасывая удочки на будущее. – Где металл калёный ставить, а где сырой, чтобы снашивался и не ломался.

– Ишь ты, наука, – хмыкнул атаман. – Ну да, бог даст, сделаешь. Есть у тебя искра божья, Миша.

– Благодарствую, Сергий Поликарпович, – склонил Мишка голову.

– Да не меня, Господа благодари, – отмахнулся казак. – А ты, егоза, – вдруг повернулся он к Насте, – мужа береги. Второго такого не будет. А главное, слушайся, когда велит чего.

– Чего это вы, Сергий Поликарпович? – насторожился Мишка, не понимая такого перехода.

– Да так, ворчу по-стариковски, – спохватившись, отмахнулся атаман. – На той стороне опять шевеление какое-то началось, а что к чему – непонятно.

– А знакомцы ваши чего? – напомнил Мишка про их давний разговор.

– Молчат пока, – отмахнулся казак, поднимаясь.

* * *

Засушливый июнь закончился, и хотя всё вокруг оставалось спокойно, Мишке не давала покоя та самая пресловутая чуйка. Что-то назревало. Но что именно, он даже под пытками не смог бы сказать. А самое неприятное, что эта самая чуйка то затихала, а то начинала зудеть особенно неприятно. Вот и в тот день с утра всё шло как обычно, а вот ближе к обеду Мишка, не удержавшись, сорвался и, бросив очередной сбор подходящего железа в депо, помчался обратно в станицу.

Монгол, словно чувствуя состояние хозяина, шёл ровной, ходкой рысью, то и дело срываясь в галоп без всякого понукания со стороны парня. Брошенное в телегу железо громыхало, но Мишке было не до него. Не вываливается, и ладно. Подкатив к воротам, парень выскочил из телеги ещё до того, как она остановилась, и, забыв про коня, ринулся в дом. Но едва переступив порог, он с ходу понял: не успел.

И тётка, и Настя сидели в комнате, дружно заливаясь слезами. Увидев парня, Глафира с ходу повалилась на колени, сквозь слёзы взвыв:

– Мишенька, прости дуру старую! Не углядела! Не поверила…

– Что? – сжимая кулаки, глухо спросил парень.

– Танюшку свели, – сквозь слёзы прохлюпала Настя.

– Когда?

– Как ты уехал, она часа через два с ребятами за околицу пошла поиграть, а чуть погодя мальчишки прибежали. Сказали, женщина её какая-то увела к реке. С виду вроде наша, только говорила как-то странно, – всхлипывая, ответила девушка.

– Понятно. Собери мне еды в дорогу, – сухо прошипел Мишка, направляясь в мастерскую.

Собраться для выхода в тайгу ему было быстрее, чем чашку чаю выпить. Перемотать новые портянки, сменить одежду и навесить на разгрузку подсумки. Не забыл он и сменить магазины для патронов, быстро переснарядив их боеприпасами, сделанными специально для боя с человеком. Бинокль и прицел заняли свои места в ранце. Коснувшись пальцами ножей, Мишка на пару минут заглянул в комнату девочки и, присев на её кровать, положил ладонь на подушку.

Прикрыв глаза, он словно наяву представил себе русоволосую головку дочери и, резко поднявшись, яростно скрипнул зубами.

– Зря вы это затеяли, твари, – глухо прошипел парень.

Пройдя в большую комнату, он не глядя покидал в ранец принесённое Настей вяленое мясо, уже нарезанный хлеб и шмат солёного сала. Ещё раз проверив, не забыл ли гранаты, Мишка, не говоря ни слова, вышел из дому. Но не успел он отойти от калитки и пяти шагов, как навстречу вышли трое пластунов. Вся троица ходила с ним в набег на бандитскую базу. Остановившись, Мишка вопросительно посмотрел в глаза каждому. В ответ старший, чуть улыбнувшись уголками губ, негромко сказал:

– Командуй, следопыт.

– Спаси Христос, казаки. Не забуду, – кивнул Мишка и стремительно зашагал в сторону пристани.

Забрав две первые попавшиеся лёгкие пироги, они сильными взмахами вёсел перегнали их на другой берег и, вытянув на песок, быстро закидали ветками.

– Куда пойдём? – коротко уточнил старший пластун.

– Вверх. Ищем место, где недавно лодка приставала.

– Вниз сплавляться и легче и быстрее, – напомнил казак.

– Верно. И они так считают. Хитрость это, – отмахнулся Мишка.

– Как сам решишь, – не стал спорить пластун.

Группа быстрым шагом двинулась вверх по реке, высматривая свежие следы на песке. Спустя два часа шедший первым Мишка вскинул руку и, перехватив винтовку, спустился к самой кромке воды. Пластуны тут же рассредоточились вокруг, держа на прицеле окружающие кусты. На четвереньках, едва не обнюхивая следы, Мишка распутывал то, что успели натоптать на песке. Потом, выпрямившись, еле слышно прошипел:

– Нашёл. Теперь не уйдут.

– Сколько их? – так же тихо спросил старший.

– В лодке трое было. Одна баба. Встречали ещё четверо. Танюшка с ними. Её дальше на руках понесли. Но здесь из лодки достали и в сторонке поставили.

– Зачем она им? – осторожно спросил пластун, шагая за парнем.

– Не она. Им я нужен. А она только приманка. Ну, и способ меня подчиниться заставить. Чего не сделаешь, если кто пообещает твое дитя убить на твоих глазах?

– Твари, – с ненавистью выдохнул казак.

– Вот потому и предупреждаю сразу. Живых брать не станем. Если только главного. Остальных сразу в расход. А главное, бабу ту.

– А может, хунхузам её продадим? – помолчав, неожиданно предложил казак. – Есть тут одно стойбище кочевое. Увезут, и будет всю жизнь в яме дерьмо жрать и работать как лошадь. Они рабов не щадят.

– Нет. Она баба. Подластится к хозяину и выберется. Сам разберусь, – отрезал Мишка.

Парень шагал по тайге так, словно видел след не на земле, а в собственной голове, только иногда присаживаясь на корточки, чтобы убедиться, что вся группа идёт вместе. Казаки, глядя на него, только удивлённо переглядывались и осторожно головами качали. Спорить или хоть как-то оспаривать его решения они даже не пытались. Понимали, парня сердце ведёт. И ненависть к тем, кто посмел поднять руку на его ребёнка.

Спустя ещё три часа такой гонки старший из пластунов неожиданно положил руку Мишке на плечо, тихо сказав:

– Знаю я, куда они рвутся.