– Он говорит, что любит меня.

– Любит тебя? – фыркнула она. – Разве можно тебя не любить?

Я сидела на кровати и наблюдала за Алтеей. Она подошла к моему комоду, взяла музыкальную шкатулку, завела ее, помахала мне и закрыла за собой дверь. Я лежала на спине, глядела в потолок, слушая знакомую мелодию, и мои глаза сами собой закрывались.

Через сорок пять минут после того как мы выехали, солнце начало садиться. Если верить прогнозу погоды, на обратном пути нас ожидал дождь со снегом, но через пятнадцать минут после того, как мы проехали Оклахома-Сити, на лобовое стекло начали падать крошечные белые шарики.

– Не беспокойся, – сказала Мэдисон. – Мой папа заставил меня упаковать в багажник целый арсенал зимнего снаряжения для выживания.

– Ты правда впервые выезжаешь из города на игру? – спросила я.

– Да, – смущенно ответила Мэдисон. – Я обычно езжу с родителями, но теперь, когда у меня есть ты для компании…

Я улыбнулась. Приятно, когда ты кому-то нужна.

– Спасибо за приглашение. До сих пор я не понимала, как сильно хочу поехать.

Она пожала плечами, не сводя глаз с дороги.

– Ты много работаешь. У тебя больше обязанностей, чем у большинства из нас. Я просто буду тебе об этом напоминать время от времени. В смысле, если ты не против. Не знаю, может, я тебе даже не нравлюсь.

Я усмехнулась.

– Ты мне нравишься.

– Хорошо, – она улыбнулась, – это хорошо. У меня мало друзей. Большинство людей думают, что я странная.

– Про меня тоже так думают.

Мэдисон была глотком свежего воздуха. Рядом с ней я чувствовала себя почти как рядом с Эллиоттом, расслабленной и нормальной. Он поступил правильно, познакомив меня с Мэдисон, и я подумала: неужели он знает меня лучше, чем я сама?

Мэдисон ахнула и потянулась к радио. Она прибавила громкость и покачала головой.

– Ух, люблю эту песню.

Я улыбнулась и, откинувшись на спинку сиденья, закрыла глаза. Изливавшаяся из динамиков музыка пронизывала меня. Жизнерадостное настроение Мэдисон оказалось заразительным, и уголки моего рта сами собой поползли вверх. Она начала хихикать без причины, и я вторила ей. Наше хихиканье перешло в шквал смеха, хрипов и неудачных попыток остановиться. Мэдисон стала утирать слезы, а дворники быстро качались вправо-влево по лобовому стеклу.

– Что это было? – спросила я, все еще посмеиваясь.

– Не знаю, – фыркнула Мэдисон. Она глубоко вдохнула, задержала дыхание, но уже через пару секунд снова хохотнула, и мы начали все сначала.

После пяти минут неконтролируемого смеха машин на дороге стало меньше, чем в Оклахома-Сити, и Мэдисон вытерла щеки, сосредоточившись на дороге.

– Я давно этого не делала. С самого детства. Было очень здорово, хоть и немного странно, – призналась я.

– В смысле, не смеялась до слез?

Я кивнула.

– Боже мой! Я думала, это только у меня так. Чувствую себя опустошенной, почти подавленной.

– Да, у меня то же самое, – сказала я.

Нижняя губа Мэдисон задрожала.

– Ты будешь со мной дружить, если я сейчас заплачу?

Я кивнула, и по ее лицу потекли слезы. Она всхлипнула, и я почувствовала, что мои глаза тоже начинают слезиться. Я действительно не плакала годами, и вдруг оказалось, что я сижу и рыдаю рядом с Мэдисон, хотя едва ее знаю.

Она посмотрела на меня.

– Приятно быть странной в хорошей компании.

Я фыркнула.

– И правда, приятно.

– У тебя в доме живет столько людей. Тебе, наверное, никогда не бывает одиноко.

– Вообще-то, мне постоянно одиноко.

Мэдисон смотрела вперед, ее губы снова дрожали.

– Мне тоже. Я никому не говорю. Пожалуйста, не рассказывай Сэму, а то он огорчится.

– Почему?

– Потому что до сих пор он был моим единственным другом. Он беспокоится, поэтому я держу его рядом.

– Только поэтому?

– Нет, – она покачала головой и повернулась ко мне, улыбаясь сквозь слезы. – Я люблю его с одиннадцати лет, – она помолчала. – Знаешь, что? Я думаю, Эллиотт тоже тебя любит.

Я кивнула, глядя на свои сложенные на коленях руки.

– Он так говорит.

– Правда? – воскликнула Мэдисон, повышая голос. – А ты сказала ему, что тоже любишь?

– Да, – призналась я с улыбкой, ожидая, что Мэдисон меня осудит.

Осуждения не последовало.

– Тогда я наконец могу тебе рассказать… Эллиотт постоянно говорит о тебе, – она закатила глаза. – Страстно, без умолку. А раньше, до того, как ты, наконец, его простила, было хуже.

– О, он и об этом тебе рассказал?

Мэдисон покачала головой.

– Он лишь сказал, что пытался извиниться, а ты упорно отказывалась его прощать. Я требовала подробностей, но он помалкивал. Если хочешь, спроси его сама.

Она слегка поддразнивала меня, но болтать с ней было очень приятно. По крайней мере, на эту тему я могла говорить, не опасаясь последствий.

– Мы с Эллиоттом познакомились летом, после первого года обучения в старшей школе.

Мэдисон широко улыбнулась.

– Это он мне рассказал.

– После знакомства мы проводили много времени вместе. Я знала, что рано или поздно он вернется домой, но потом мой отец умер. Эллиотту пришлось уехать. Ему не разрешили попрощаться, но в то время я этого не знала.

– О, боже. Ты думала, Эллиотт увидел, что твой отец умер, и сделал ноги?

Я кивнула.

– Он так терзался. Он приехал сюда ради тебя, это точно.

– А он… – я умолкла, не зная, насколько откровенной мне следует быть. Мэдисон терпеливо ждала, и, видя, что она не настаивает, я успокоилась и продолжила.

– Он когда-нибудь говорил, почему?

Мэдисон рассмеялась и прикрыла рот.

– Ради тебя, глупая.

– Нет, это я понимаю. Но почему я?

– Ты не знаешь? – Я покачала головой. – Ой. Охо-хо. Я не готова тебе это объяснять, тебе придется спросить самого Эллиотта.

– Я спрашивала, но он не говорит.

На лице Мэдисон отразилось сочувствие.

– Ой! Не могу поверить, что он тебе не сказал. Это так мило!

Мне в голову полезли разные милые причины, по которым Эллиотт был так предан мне, и я постаралась сдержать улыбку.

– Теперь, когда мы наплакались и похохотали, давай веселиться, – предложила Мэдисон, поворачивая к школе. Она медленно проехала по парковке в поисках свободного места. Это заняло больше времени, чем ожидала Мэдисон, но в итоге мы нашли место в темном углу парковки.