– Говорю тебе, мы обязаны проехать по Транссибирской магистрали, – говорит он.

– Но у нас тогда останется слишком мало времени на Москву и Санкт-Петербург, – спорю я.

Он хмурится:

– Проехав Сибирь на поезде, я официально стану крутым парнем.

– Думаю, плавание у Большого Барьерного рифа решает этот вопрос.

– О, то есть тебя не смущают большие белые акулы, но в Сахару мы не можем поехать из-за скорпионов? – говорит он в неподдельном удивлении.

Я смеюсь, и Питер бросает на нас взгляд со своего сиденья перед нами. Я и не заметила, что они с Кайлом там сидят. Кажется, я… отвлеклась.

– Ты же знаешь, что Гэвин никогда не отпустит тебя в кругосветное путешествие с другим парнем, да? – говорит Питер, потому что этому засранцу везде нужно сунуть свой нос.

Гидеон фыркает:

– «Отпустит»? Это звучит как 1840-е, разве нет? – Он поворачивается ко мне. – Он же шутит, да?

Я игнорирую Гидеона и пододвигаюсь ближе к окну, бросая гневный взгляд на Питера. Надеюсь, он не заметил, как близко друг к другу мы сидели.

– Это совершенно гипотетическая затея, – говорю я.

Но покрываюсь холодным потом. Расскажут ли Кайл или Питер тебе, что я сидела в автобусе с парнем? Считается ли это как «наедине» с другим парнем?

Питер просто поднимает брови:

– Как скажешь…

Он отворачивается и усаживается на место. Гидеон смотрит на меня, склонив голову набок. Он переворачивает блокнот на чистый лист и пишет неровным почерком.

Как Гидеон понял, что мое хорошее настроение внезапно исчезло? Словно он почувствовал, что это случилось, еще до меня самой.

Когда Гидеон описывает простыми словами, я вспоминаю, насколько абсурдно твое правило. Нет ничего плохого в том, чтобы проводить время с кем-то другим. Или обнять кого-то. Я уже почти год не обнимала других мальчиков, кроме того дня, когда Мэтт обнимал меня плачущую на работе.

Я кусаю губу, смотрю на Гидеона. А это огромная ошибка, потому что за очками его глаза самые большие, карие и добрые, которые я когда-либо видела, и я проваливаюсь в них. Я чувствую тепло, словно после хорошей большой чашки горячего какао. С зефиром.

Мне нравится его лицо, смесь длинных римских линий и мягких щек, круглых, словно в них все еще есть немного детской пухлости. Мне нравятся его прямые белые зубы, аккуратные, в то время как в остальном он нескладен и очаровательно неуклюж.

Гидеон берет ручку из моей руки.

Вот оно, черным по белому.

Автобус резко останавливается, и я вырываю листик из блокнота, на котором он писал, и скатываю его в шар.

Гидеон вскидывает брови:

– Уничтожаешь улики?

– Очень проницательно, доктор Ватсон.

Нат хватает меня за руку, когда мы все выходим из автобуса и направляемся в центр путешественников с пятью разными магазинами фастфуда. Гидеон уходит вперед с Кайлом и Питером.

– Ты и Гидеон? – говорит она. Ее улыбка отвратительно широкая.

– О боже, прекрати, – говорю я. – Он такой задрот.

Я чувствую себя ужасно, так его называя, потому что думаю про него совсем другое. Но я начинаю понимать, что мы все носим странные доспехи, чтобы дожить до конца дня. Мои – отрицание. Отрицание того, что я чувствую что-то к Гидеону. Отрицание того, что нам с тобой нужно было расстаться еще вчера.

– Нет, – говорит Лис, надевая свои солнечные очки в виде сердечек. – Вы двое очаровательные задроты, а это другое.

– Девчонки. У меня есть парень. Я знаю, что вы от него не в восторге, но я его люблю, ясно?

Я говорю себе, что больше не буду флиртовать с Гидеоном. Это неправильно. Я это знаю.

Я как раз заканчиваю обедать, когда понимаю, что телефон стоял на беззвучном режиме все это время. У меня шесть пропущенных звонков от тебя. И одна эсэмэска:

Чертов Питер. Я знала, что ты подослал его шпионить за мной, но теперь у меня есть доказательство.

Когда я возвращаюсь в автобус, Гидеон снова садится рядом со мной. Я бросаю телефон в сумку и оставляю его на беззвучном режиме. Впервые я собираюсь игнорировать тебя. Тогда я еще этого не понимаю, но я делаю первые шаги к разрыву с тобой. Крошечные шаги.

– Так где мы остановились? – говорю я, беря в руки блокнот.

– Мы в Токио, и я рассказывал тебе о достоинствах Южной Африки, – говорит Гидеон.

– Я соглашусь на Южную Африку, если ты согласишься на Марокко.

Он протягивает руку:

– Договорились.

Я беру ее, сжимая его ладонь своей.

Мы держимся за руки чуть дольше, чем надо.

Лис влюбилась в девушку из Бирч Гров Хай.

Ее зовут Джесси, у нее кудрявые каштановые волосы, а ее смех длится так долго, что все вокруг тоже начинают смеяться.

– Не могу поверить, что это наконец происходит со мной, – говорит Лис в восхищении. Она полдня ходила как в тумане.

Мы в нашей отельной комнате, всего в нескольких минутах ходьбы от Орегонского Шекспировского фестиваля. Гора сладостей, которые мы накупили, лежит посреди одной из кроватей. У меня уже болит живот, но я продолжаю есть жевательные конфеты.

– Как же ты теперь рада, что театральный кружок Бирч Гров присоединился к нашей поездке, а? – говорю я. Изначально Лис была недовольна этим, так как Бирч Гров – школа для богатых детей. (Хоть она сама богатая, но говорит, что она из народа. Ну да, конечно.)

– Я знаю, знаю, – говорит Лис. Она падает на спину и практически млеет.

На следующий день мы встречаемся со всеми в местной закусочной и втискиваемся за пять столиков. Гидеон сидит за соседним столиком и кричит мне:

– Канада! Мы совершенно забыли о Канаде!

Я смеюсь, когда Джесси смотрит на него, как на сумасшедшего.

– Мы планируем кругосветное путешествие, – объясняю я.

– А, он твой парень, да? – спрашивает она.

Я давлюсь своим слишком сладким кофе, а Нат ухмыляется.

И ты, как всегда, безупречно выбираешь время: мой телефон звонит, и я поднимаю его, чтобы Джесси увидела фотографию, которую я сделала, когда ты играл на гитаре.