на аллею. Только там Семен в первый раз остановился, посмотрел на Ивана и сказал:

— Слыхал я про твои геройства. Отказался присягать! На казенных людей руку поднимаешь. А я предупреждал! Я говорил: беги, Иван, и даже лошадь тебе дал! И ты и лошадь тоже загубил. А потом куда пропал? Где был?

— У немца одного, — сказал Иван.

— Какого еще немца?

— Господина Клямке. Конфидента прусского.

— Та-ак! — нараспев сказал Семен. — Чудесно! Пойдем дальше.

Тут он и вправду развернулся, и они пошли по той аллее. Семен в сердцах сказал:

— Конфидент. Час от часу не легче! И что он? Подкупал тебя? Деньги сулил?

— Нет, только расспрашивал. А я больше молчал. И это все.

— Какой же тогда это конфидент! — сердито сказал Семен. — Это просто послух. И что дальше? Как ты от него ушел?

— Сказал, что мне нужно срочно на службу. Поехал тебя искать. И вот нашел.

Семен опять остановился, Иван тоже. Семен долго, пристально смотрел на Ивана, а потом с расстановкой сказал:

— А может, и в самом деле мне тебя Бог послал? И, опять же, что тебе здесь делать? Тебя же как только признают, так сразу под белые ручки и на крюк. Видел, что здесь творится? Видел, каких людей хватают?!

— Видел, — сказал Иван. Помолчал и добавил: — Все кончилось.

— Э, нет! — громко сказал Семен. — Здесь все еще только начинается! Идем!

Они пошли. Семен опять заговорил, и с очень большой злостью:

— Ну и забрал он у него шпагу! А кому ее теперь отдать? Гришке, что ли?!

Иван спросил:

— Какому Гришке?

— Э! — очень зло сказал Семен. — Но это в другой раз. Потом все расскажу и еще за это выпьем. Но пока что нам не до питья. И, опять же, чтобы потом было, куда заливать, то есть чтобы быть при головах… Тебе нужно отсюда ехать. Срочно! А то я уже думал ехать сам. Но мне нужно и здесь оставаться. Так что, мне порвать себя надвое? Нет! Пойдем, пойдем, Иван, это дело очень спешное и важное!

И они пошли еще быстрей, уже почти бегом. Ат, подумал Иван, задыхаясь, чует сердце, это не к добру! А вслух только спросил:

— Это государыня велела?

— Нет! — сказал Семен. — Но и не государь.

— А кто?

— А может, и совсем никто! — Тут Семен опять остановился, опять посмотрел на Ивана и уже спокойно начал говорить такое: — И это для твоей же пользы. Потому что вот, к примеру, тебя остановят и начнут допрашивать, что да зачем, а ты им так и скажешь, с чистой совестью: я ничего не знаю. Я, скажешь, не я и коляска не моя. Потому что поедешь в коляске. И будешь, если что, им говорить: я заблудился, я сбился с дороги, я из Петергофа еду, из полевого штаба, к обер-гофмейстеру Никите Панину, члену Правительствующего сената, доложить: свершилось! Они, скажешь, должны же в Петербурге знать такую радость. — А после добавил почти шепотом: — И другие тоже должны знать. И другие даже раньше. Поэтому пойдем скорей, и я тебе сейчас все объясню.

Они опять пошли. Но очень скоро Семен опять остановился и сказал:

— Я, Иван, знаю, чего ты больше всего хочешь. И я бы тоже с большим удовольствием сейчас сидел бы у себя в деревне и попивал бы вишневку. А вот не получается пока! А у тебя простое дело: тебе нужно приехать к его высокопревосходительству, ты же его знаешь и он тебя тоже, он даже твои Большие Лапы знает…

Тут Семен нарочно замолчал. Иван сказал:

— Великие, а не Большие.

— Но все равно твои, — сказал Семен. — И Никита Иванович, ты же его видел, тоже так про это думает. А он серьезный человек. И благодарный. И вот ты к нему приедешь, скажешь, что свершилось. Он сейчас у себя дома. А дом его легко найти. Он у Воронцовых, но не у тех, что на Большой Садовой, не у Михаила, а у Романа, за Первой Измайловской ротой, в том дворце, угол снимает.

— Как угол? — спросил удивленный Иван.

— Угол дворца! — сказал Семен. — Правый угол. Весь! Отдельный подъезд, отдельное крыльцо. Да тебе его любой покажет. Да и это уже десятое дело, Иван. Ты же туда уже после поедешь. А сперва, не заезжая в город, ты выедешь на Шлиссельбургский тракт, и там еще тебе нужно будет проехать…

И тут Семен как будто бы задумался. Но на самом деле просто подступил к Ивану совсем близко и очень тихо и быстро сказал, что ему там нужно будет сделать, а после так же тихо и даже еще быстрее прибавил, что коляска его ждет вон там, за той беседкой, возница малый верный, с ним хоть в пекло, хоть из пекла!

И оказалось, когда они туда вышли, что такой малый — это Митрий, Семенов денщик. А коляска была пароконная, кони крепкие, драгунские. Митрий был одет в вольное, кучером. Увидев Ивана, он заулыбался и приподнял шапку. Когда Иван с Семеном подошли к нему, Семен строго сказал Митрию:

— Вот тебе новый командир. Будешь его слушаться, как самого меня и даже больше. Если узнаю о каком баловстве, оторву голову. А теперь езжайте. Живо!

Иван сел, Митрий хлестнул вожжами, они взяли с места. Семен сзади громко сказал:

— С Богом!

— Га! — сам себе сказал Митрий и еще раз взгрел вожжами. Они поехали еще быстрей. Ехали они еще пока что по аллее. Митрий обернулся и спросил:

— Куда?

От него сильно разило перегаром. Иван поморщился, ответил:

— Мимо города, на Шлиссельбург.

— Га! — еще раз сказал Митрий. После еще сказал: — Куда еще! С таким начальством! — Но тут же спохватился и добавил: — Это я, барин, не про вас, а про господина Губина. Погубит он меня, как пить дать! — продолжал он, погоняя лошадей. — И с ним Шлиссельбург — это что! Это только начало. А там Сибирь. И это сперва его туда, а я один что? И тогда я за ним. И барин это чует. Это про Сибирь. И оттого такой злой. И на мне зло срывает. А мне на ком? Мне не на ком! Только разве на скотине! — И он опять вжикнул вожжами, и опять. А после даже схватился за кнут…

Но поленился бить — и опустил его. И дальше уже поехал молча. Иван тоже молчал и думал. А когда придумал, начал так — спросил издалека:

— Так что это у вас там с барином такое случилось?

— А ничего