В тринадцать лет Десмонд перешел в старшие классы. Благодаря работе на нефтяных вышках он возмужал и раздался в плечах, руки украшали мышцы под стать ногам породистого коня, однако в школе по-прежнему держался особняком. Десмонд не вписывался ни в одну из групп, да и давно перестал искать друзей. Он был сильнее фермерских парней и членов школьной команды по футболу и в то же время умнее городских ребят, чьи родители владели магазинами и учились в колледже. Историю – спасибо межбиблиотечной системе – он знал лучше школьных учителей. Математики на буровых тоже хватало. Не высшей, конечно, но и ее он быстро освоил. Парень легко сдавал экзамены, даже пропустив половину занятий. Школа превратилась в тюрьму на чужой планете. Повсюду царил культ американского футбола; люди, казалось, жили ожиданием следующей важной игры. Десмонда же интересовали только прибытие заказанной книги и очередная вахта. Они с Орвилем побывали в удивительных местах: в Луизиане, Южном Техасе, красочных, ни с чем не сравнимых мирах.

Десмонд все реже появлялся на занятиях. Когда учителя начали жаловаться, Орвиль съездил к директору и объяснил, что ему нужен помощник на буровой, пообещав, что Десмонд не провалит ни одного экзамена или зачета. Они договорились, и с тех пор Десмонд посещал школу ровно настолько, чтобы сдать обязательные зачеты и не подставить школьное руководство в случае проверки.

Отношения Десмонда и Орвиля не походили на отношения отца и сына. Друзьями они тоже не были. Они скорее напоминали бродяг из старых вестернов, которые любил смотреть Орвиль, – бродяг, связанных общей нуждой, дорогой, поисками кого-то или чего-то, хотя кого или чего именно – они и сами не могли бы сказать. Вдвоем они меняли города, и каждый город был словно новая серия вестерна со своим главным злодеем или загадкой. Загадкой, потому что никто не знал, как долго придется бурить скважину, пойдет ли из нее нефть и не укокошат ли их потом на отдыхе, который Орвиль называл «выпуском пара».

Для Орвиля выпуск пара сводился к тому, чтобы на неделю осесть в ближайшем городке, напиться в местном баре до положения риз, поиграть в азартные игры и поохотиться на женщин. А еще он любил драться. Допившись до кондиции, Орвиль кидался на первого встречного, кто скажет в его адрес хоть слово. Однако он никогда не поднимал руку на боевых ветеранов и не спал с их женами. И другим не позволял. Это часто служило поводом для драк, в которых волей-неволей приходилось участвовать и Десмонду, как бы он ни старался оставаться в стороне. В конце концов парень завел привычку вступать в потасовку сразу, вместе с дядей. В таком случае стычки заканчивались быстрее.

Десмонд научился хорошо оценивать противника: кто доставит неприятности, кто убежит, а от кого лучше самим сделать ноги. Он шестым чувством чуял, когда понадобится пивная бутылка или бильярдный кий, а когда хватит кулаков. Десмонд никогда не пользовался в драке ножом, зато научился отбирать нож у нападавшего. Несколько раз приходилось иметь дело с полицией. Впрочем, у Орвиля всегда имелась наготове хорошая легенда и пара сотен для компенсации ущерба владельцу бара. Десмонд постоянно ходил с ободранным боком, вывихнутым пальцем, разбитыми костяшками, синяком под глазом или заживающим порезом. Боль стала рутиной, как и весь странный образ жизни, продиктованный извращенным кодексом чести Орвиля.

В гостиничных номерах они пили и до утра слушали Роберта Ирла Кина, «The Highwaymen», Джерри Джеффа Уокера и Джонни Кэша. Перед новой вахтой пару дней приходили в себя и потом, работая, уже не прикасались к спиртному – пить на работе слишком опасно. Это правило тоже входило в их кодекс чести.

Постепенно Десмонд понял, почему был так противен дяде, когда приехал. Племянник заставил Орвиля нарушить привычную жизнь, теперь же он вновь к ней вернулся. Дядя был доволен жизнью, благодаря чему Десмонду меньше доставалось дома. Временами они даже вместе охотились.

Работа действовала на парня почти как лекарство. На буровой горячка не прекращалась ни на минуту. Труд был тяжел и подчас опасен, зато не оставлял места для беспредметных раздумий. Во время работы Десмонд не вспоминал о семье, Шарлотте, Агнес или чем-то еще. Виски и пиво отгоняли лишние мысли после вахты. Кроме них да книг больше ничего не помогало. Буровая, выпивка, чтение – так проходила вся жизнь.

Окончание школы весной 1995 года совершенно не отложилось в памяти. Жизнь Десмонда изменилась мало, разве что больше не требовалось сдавать зачеты. Другие выпускники разъехались из Оклахома-Сити поступать в колледжи или искать работу, некоторые пошли в родительские фирмы. Десмонду отчаянно хотелось вырваться и начать жизнь с нуля в другом месте. К январю 1996 года в помятом кофейнике под матрацем накопилось 2685 долларов. Все до единого доллара на этот раз он заработал сам и собирался потратить деньги на устройство, которое обещало изменить его жизнь и позволить навсегда покинуть Оклахому с ее буровыми вышками.

По ту сторону стекла постоянно сидели два человека – один показывал с ноутбука слайды и задавал вопросы, второй вводил ответы в компьютер и вел видеосъемку.

Десмонд решил: единственный способ побега – привлечь на свою сторону одного из допрашивающих. Камера была спроектирована и построена с умом, грубая сила тут не поможет. Первым делом он попытался составить психологический портрет потенциального союзника, нащупать слабости или твердые убеждения, которые удастся использовать. Пока что все его попытки узнать побольше не вызывали никакой реакции. В отказе ведущих опрос вступать в какие-либо разговоры с пленником чувствовалась рука Коннера. Ни один из них не отвечал на личные вопросы. Более того, когда он обращался к интервьюерам, они начинали нервничать еще больше. С каждой неудачной попыткой шансы на побег таяли.

Десмонд отметил про себя несколько терминов, которые показались ему отдаленно знакомыми.

– Вы помните Общество Зенона?

– Нет.

– А орден «Китион»?

Десмонд соврал, опять сказав «нет», – он помнил термин, но не знал, с чем тот связан и что означает.

Пищу приносили без перебоев, Десмонд поглощал ее без особых сомнений. Если похитителям понадобилось бы его усыпить, они могли пустить газ и потом делать с ним, что захотят. Пища была необходима. Установился определенный распорядок – физические упражнения, прием пищи, допрос, сон, потом все повторялось. Ощущение времени совершенно исчезло.

С какого-то момента ведущие допрос начали крутить музыку – видимо, хотели таким образом дать толчок его памяти. Песни были Десмонду знакомы: American Remains, Highwayman, Silver Stallion, Desperados Waiting for a Train, The Road Goes On Forever, Angels Love Bad Men и последняя – The Last Cowboy Song. Все песни исполнял квартет The Highwaymen: Джонни Кэш, Вейлон Дженнингс, Уилли Нельсон и Крис Кристофферсон. Десмонд видел лица музыкантов на обложке магнитофонной кассеты, которую слушал много раз. Музыка напомнила ему об Орвиле, но он ни за что не признался бы в этом Коннеру.

У Десмонда пропали последние сомнения: именно Коннер начал эпидемию. Раз этот урод способен на такое, ожидать от него можно чего угодно. Десмонд решил противостоять Коннеру до конца.